Часть 2. У тех, кому не безразлична судьба русской культуры, сегодня существует только одна цель: нужно взломать сложившиеся за последние двести лет культурные формы, насквозь пронизанные западной ментальностью. Нужно высвободить заключенный в них, расчлененный и искаженный ими исконный дух русской культуры и пробудить его к новой жизни. Любая другая цель в нынешней ситуации является одной из личин псевдоморфоза, и какие бы благие намерения мы в нее ни вкладывали, рано или поздно они обратятся в собственную противоположность, как не раз уже случалось в нашей истории. Только это сегодня является главным: живую душу русской культуры мы должны вырвать из цепких когтей псевдоморфоза, дать ей наконец возможность обрести свою подлинную форму. Этот грядущий духовный переворот, когда окаменевшая земная поверхность, покрытая слоем болотной тины, взламывается, сметается бьющими из-под земли потоками раскаленной лавы, мы назовем трансгрессивной революцией. Трансгрессивная революция
и постмодерн-фундаментализм"Трансгрессия" - это выход за пределы, переступание границ. Это переступание границ привычной западной рациональности, которая исказила и придавила природный здравый смысл русского народа множеством ненужных перегородок, дихотомий, концептуальных схем, запутала и замусорила его искусственными проблемами. Это нарушение принятых форм поведения, отбрасывание условностей и правил вежливости, когда они становятся слишком навязчивыми; отказ от проверенных алгоритмов, методов и процедур, которые теряют свой смысл и заставляют человека отречься от себя самого. Другие значения этого слова станут понятны несколько ниже.
Как осуществить трансгрессивную революцию? Простого желания здесь мало. Триста лет псевдоморфоза нельзя победить за один день. Западную ментальность нельзя просто так взять и стряхнуть с себя, как старую одежду. Она проникла в наше сознание, в наши мысли, в наши чувства, - даже в наши ощущения, в наш способ самооценки, в то, как мы видим самих себя. В этом и заключается суть псевдоморфоза: он затрагивает в первую очередь наше сознание, нашу душу, - когда наше собственное, наше подлинное встроено, вморожено в формы чужой культуры. Просто так избавиться от этого нельзя. Если бы сейчас у нас был XVIII или XIX век, когда европейская культура еще сохраняла молодость и силу, даже мечтать о таком избавлении было бы глупо. Ничто не помогло бы нам победить западную рациональность: ни обращение к мистике и иррационализму, ни обращение к нашей собственной древней традиции. Ведь даже на мистику и на собственную традицию мы смотрели бы через призму овладевшей нашим сознанием чужой культуры. Именно поэтому мечты славянофилов так и остались мечтами.
Избавить нас от псевдоморфоза может только естественное старение, умирание чужой культуры, когда она начинает разлагаться, начинает раскалываться внутри себя и сама себя начинает уничтожать; когда отдельные фрагменты расколотой западной ментальности сталкиваются друг с другом и взаимно аннигилируют. Этот момент опасен - потому что умирая старая культура может погрести молодую под своей разлагающейся тушей. Но если именно в этот момент, в момент, когда старый панцирь начинает трескаться, юная культура начнет пробуждение, она имеет шанс вырваться на свободу и обрести наконец свое собственное лицо.
Сегодня, в эпоху "постмодерна", когда европейская культура умерла и превратилась в безжизненную "посткультуру", мы оказались именно в такой уникальной ситуации. Европейская культура, которой Запад обязан достижениями своего великого прошлого, постепенно разрушается и исчезает. Западное искусство (даже элитарное искусство) деградирует до уровня массовой культуры, и продолжает жить только за счет вливаний свежей крови других культур, за счет культурных заимствования из самых разных уголков земного шара. Облик типичного западного человека становится все более простым, варварским и примитивным (особенно сравнительно с европейцем прошлого века). Утрачивается и перерождается сама западная ментальность, - отсюда весь этот интерес к мистике, к оккультизму, к потустороннему, к восточным сектам и культам, который повсеместно распространился на нынешнем Западе. Этот кризис констатируют все без исключения философы и теоретики Запада. Более того, они сами же и усугубляют его: на уровне теории и философии (от Ницше и Хайдеггера до современных постструктуралистов) западная рациональность деконструирует сама себя, отрицает себя в своих истоках. Словом, мы оказались в уникальной ситуации, в ситуации, когда старая культура, убивая себя, сама дает молодой средства, позволяющие нейтрализовать ее влияние. Когда очередное "подражание" старой культуре, по сути выливается в деконструкцию ее форм и освобождение от ее диктата.
Нет ничего странного в том, что взламывание западных культурных форм, прочно внедрившихся в сознание, неизбежно обряжается в "западные" же формы. Конечно, это тоже псевдоморфоз, - но на этот раз самоликвидирующийся псевдоморфоз, который сам уничтожает свое основание. Постмодерн имеет как бы два лица: для Запада он означает самоубийство, уничтожение или внутреннее перерождение, для Востока2.1 - освобождение и созидание. С этой точки зрения трансгрессивную революцию можно называть постмодерн-фундаментализмом. "Понятно теперь, почему постмодернизм, взламывающий западную рациональность изнутри, восточный человек должен считать настоящим подарком. Любые формы западной рациональности, в том числе и постмодернизм, для нас - всего лишь пустые оболочки, в которые мы вкладываем собственное содержание, - следовательно, чем более они пусты, отрицательны, бессодержательны, тем лучше для нас, тем меньше они сковывают нашу энергию. Тем легче мы сможем вырваться из-под гнета заимствованных культурных форм."2.2
В обыденном сознании слова "постмодерн", "постмодернизм" получили несколько извращенный смысл: у нас это определение многие относят к творческой манере нескольких экстравагантных и не особенно одаренных деятелей искусства, и по этой причине считают "постмодернизм" чем-то дегенеративным и разрушительным для культуры. Так оно в сущности и есть - с той только поправкой, что разрушение, которое он несет, касается в первую очередь породившей его западной культуры, и относится это определение не только к сфере искусства, но и ко всей современной эпохе во всех ее аспектах. "Постмодерн" - это определение эпохи, которая наступила вслед за модерном, которая является его отрицанием и преодолением. В сущности, "пост-модерн" - это значит "пост-Запад". Эпоха модерна, с его культом утилитарной рациональности, наивной верой в прогресс, плоским сциентизмом, поклонением технике, превращением человека в одномерного "человека экономического", - это сущность Запада. Отрицание всех этих атрибутов модерна, которое несет в себе постмодерн, - это отрицание глубинных основ западной цивилизации.
Все выглядит так, будто в недрах западной культуры родилось противоядие против нее же самой. Конечно, любое противоядие само становимся ядом, если применять его неправильно: постмодерн - тоже часть Запада, а продукты разложения западной культуры не менее опасны, чем ее здоровые формы. Но преодолеть постмодерн, а вместе с ним - и Запад, можно, только доведя его до конца. Трансгрессивную революцию нужно осмыслить и пережить как постмодернистский перформанс. Деконструкция западной ментальности, встроенной в интеллигентскую русскую культуру последних двух веков, в культуру сегодняшней России, необходима для того, чтобы расчистить место для нашей собственной культурной логики. Эта деконструкция, обезвредив свойственную Западу систему категорий и набор классификационных схем, снимет искусственные границы, расчленившие русскую культуру на отдельные фрагменты - "до Петра" и "после Петра", "до революции" и "после революции", - и объединит ее в единое целое. Все подлинное, что накопилось в культуре за эти двести лет, выйдет из-под обломков западной ментальности, будет расшифровано, избавлено от невнимания и непонимания, от тенденциозной интерпретации, и превратится в гармоничную часть единого культурного организма.
Преображение западной культуры в восточную, русскую, которое таит в себе постмодерн, происходит не только на уровне теории, философии, элитарного искусства, книжной культуры, но и на уровне повседневности, на уровне массовой культуры, и особенно - экстремальной молодежной культуры. Это измерение восточного постмодерна сегодня является, пожалуй, наиболее важным, потому что речь идет о будущих поколениях. Как показывает опыт, обычные охранительные меры, - запрет, самоизоляция, - оказываются неэффективными. Волну западной массовой культуры можно обезвредить только одним способом: если противопоставить ей массовую культуру, преображенную постмодерном, то есть восточную, русскую массовую культуру, которая бы не уступала западной с точки зрения эффектности и притягательности.
На практических аспектах трансгрессивной революции мы подробно остановимся в следующих разделах текста, а теперь следует объяснить, чем он не является. Прежде всего не нужно путать постмодерн-фундаментализм с обычным почвенничеством или фундаментализмом исламского образца, когда происходит полное отречение от всего чужого. Цель не состоит в том, чтобы отказаться от всех достижений европейской цивилизации - ведь заимствование само по себе ничего плохого не несет. Все цивилизации заимствуют друг у друга, и культура Запада была бы невозможна без опоры на опыт античной и арабской цивилизаций. А те, в свою очередь, опирались на достижения еще более древних культур. Поскольку русская культура моложе западноевропейской, и представляет собой следующую стадию мирового культурного развития, то вся целиком европейская культура, вместе со всеми ее достижениями и культурными памятниками, - это естественная собственность русского народа, которая принадлежит ему по праву наследования.2.3
Проблема не в самом заимствовании, а в том, какую роль оно играет: встраивается ли заимствованный элемент гармонично в тело культуры, или наоборот, ломает и корежит культурный организм. Играет ли он роль важной, но вспомогательной детали, занимающей положенное ей место, или подчиняет себе всю культуру целиком. С наследием чужой культуры возможны два типа отношений: когда мы владеем им, и когда оно владеет нами. Проблема России, проблема псевдоморфоза, в том и состоит, что пока не мы владеем западной культурой, а она владеет нами. Пока западная культура была на подъеме, приходилось заимствовать не только отдельные детали, но и чуждую культурную логику, в которую они встроены. Не случайно ведь Петр не только насаждал в России западную технику, промышленность и военное дело, но и брил бороды, одевал дворян в европейскую одежду, заставлял изучать иноземные обычаи. В то время западная культура представляла собой единое целое, расчленить ее на отдельные элементы было практически невозможно, - заимствование одного из ее элементов неизбежно вело и к необходимости заимствовать другие.2.4 Более сильная и развитая культурная логика, переносимая вместе с заимствованными элементами, заглушала и искажала собственную логику культуры, и подчиняла ее всю целиком. И если первые сто лет после Петра заимствование еще удавалось удерживать на уровне бутафории и маскарада, то в XIX веке псевдоморфоз проник в сознание по-настоящему.
Сегодня все изменилось. Старая европейская культура, создавшая Запад в его нынешнем виде, находится в состоянии распада и саморазрушения. Сегодня ее можно расчленять и утилизировать по частям, подчиняя заимствованные элементы собственной культурной логике. Инструмент для этого расчленения и утилизации дает сама же западная культура. Постмодерн-фундаментализм, в отличие от классического фундаментализма, который отвергает все чужое с порога, - это как раз и есть способ обеспечить наиболее безвредное, безопасное усвоение чужого культурного наследия, когда из элементов другой культуры - ее техники, науки, социальных и политических институтов, - вычищается чужая Воля, творением которой они являются.
Здесь может возникнуть еще одно недоразумение. Несмотря на свою ярко выраженную национальную окрашенность, постмодерн-фундаментализм не нужно путать с национализмом, шовинизмом, расизмом. Трансгрессивная революция затрагивает не только Россию, но и остальные незападные народы, подпавшие под влияние Запада. Разница только в том, что для одних народов речь идет просто о возвращении к уже полностью сложившейся древней культуре, а другие (такие, как народы России) должны еще довести свою культуру до фазы зрелости. Кроме того, нужно иметь в виду, что когда мы говорим о русском, речь идет о русской культуре и о людях, которые считают ее родной, независимо от их гражданства и этнической принадлежности в рамках русского (российского)2.5 суперэтноса. "Русские" - это не национальность (в обычном смысле этого слова), а самостоятельная цивилизация, или даже особая мессианская религия. Для того, чтобы объяснить этот феномен, вряд ли подойдет концепция моноэтнической европейской нации, поскольку европейская нация - это структурно более низкий феномен. Русский суперэтнос - это надгосударственное, наднациональное явление, его можно сопоставить только со всем европейским суперэтносом, штатами или провинциями которого являются отдельные европейские нации и государства. Точно также и русскую культуру нужно сравнивать не с отдельно взятой французской, английской, немецкой культурой, а со всей европейской культурой, которая объединяет эти национальные культуры в одно целое, не нарушая их самобытность.
Пожалуй, для русских больше подходит разработанная Шпенглером концепция "магической нации". Магическая нация - это когда внутренне, по смыслу, совпадают понятия "народ", "государство", "церковь" (классические примеры - евреи и арабы). При этом на первом месте стоит именно прочное культурно-религиозное единство, которое позволяет этой нации существовать как целое, как единый организм, даже если у нее нет собственного государства (в обычном смысле этого слова). Например, она может без всякого ущерба для себя тысячелетиями существовать как государство в государстве, как система диаспор в других странах. Русские по своим свойствам - это и есть молодая, еще как следует не сформировавшаяся магическая нация. Это магическая нация нового типа. От других магических наций она отличается тем, что является как бы двухслойной: на одном уровне она едина, а на другом - внутренне сложная, многоэтническая и многоконфессиональная, она способна органично встраивать в себя культуры составляющих ее этносов. Русский суперэтнос можно назвать соборной нацией. Здесь лучше всего подходит именно русский феномен соборности, когда остро переживаемое внутреннее единство личностей друг с другом и с объемлющим их Богом не отрицает их самобытность и индивидуальность.
Пока эта нация еще молодая, потому, что "русскость", всеобщая соборность русского культурного пространства, еще не оформилась как настоящая религия, - сегодня это скорее прарелигия (хотя у нее уже есть свой символ веры - "русская идея", "русская душа", "вера в Россию"). Заметим, речь не идет о том, что эта грядущая суперрелигия, "русская вера", будет конкурировать с традиционными для России культами и церквями; речь не идет о какой-то новой синкретической религии, которая бы смешивала в разных пропорциях православие, ислам, буддизм и другие традиционные культы. Трансгрессивная революция не покушается на традиционную форму этих религий, на их священные писания и обряды. Она действует совсем в другой плоскости, и затрагивает те культурные слои, которые выпадают из поля действия традиционных религий. Одна из ее целей - пробудить и сделать общедоступным тот духовный импульс, который скрыт и как бы законсервирован в традиционных религиях. Точно так же, как русский (российский) суперэтнос - это среда сосуществования, сотрудничества и симбиоза отдельных составляющих его народов, грядущая "русская суперрелигия" призвана создать в обществе особую духовную среду, органичной частью которой стали бы эти традиционные религии, и которая являлась бы подготовительной ступенью к постижению заключенных в них истин.
Рождение этой духовной среды и есть настоящая цель следующего столетия. Именно здесь, в сфере культуры, а не в сфере политики и идеологии, находится основное поле борьбы. Когда Россия превратится в мощный центр духовного притяжения, центробежные силы сменятся центростремительными, а все сегодняшние политические и экономические проблемы отойдут на второй план и решатся сами собой. - И наоборот, пока это духовное пробуждение не произойдет, никакие чисто политические меры не дадут желаемого эффекта. Очень важно это понять - понять, что возрождение России, русской культуры в процессе трансгрессивной революции не может свестись к чисто политическим и административным мерам, - тем более, если под этими "мерами" подразумевают возвращение к тоталитаризму, преследование инакомыслящих и отрицание открытого общества.
Традиционалисты, фундаменталисты, националисты старого образца часто считали себя противниками демократии, либерализма и открытого общества. Это прямое следствие псевдоморфоза, влияния западной ментальности, потому что само противопоставление "открытого общества" (под которым подразумевается "свободный Запад") и "закрытого общества" (которым якобы является "косное и недоразвитое" общество традиции) - это западный идеологический продукт. Ведь сама модель "закрытого общества", которую пытались натянуть на общество традиции, - не более, чем отражение страхов западного человека в отношении собственной культуры. Инквизиция, массовая охота на ведьм, гильотина, электрический стул, напалм, резервация, крематорий, газовая камера, преследование инакомыслящих, изощренные практики промывания мозгов - это все изобретения западной цивилизации. Пик охоты на ведьм пришелся как раз на "просвещенные" XVI и XVII века, когда жили Декарт и Ньютон, когда окончательно оформлялась западная ментальность. И большинство жертв этой охоты - не "мученики науки", а как раз люди, которые не вписывались в эту ментальность, противодействовали "прогрессу и просвещению". Не случайно, что тоталитаризм, террор и массовый геноцид на Востоке возникают именно там, где происходит навязывание западной модели развития, насильственная вестернизация и индустриализация (пример - 30-е годы в России, Китай в эпоху Мао Цзэдуна, Индонезия при Сухарто, Чили во времена Пиночета). Подлинное лицо Запада - это не открытое общество, а пылающая топка крематория. Истинный триумф западной рациональности - это не демократия, не "политкорректность" и не "свободный рынок", а лагеря смерти с их удивительно рациональной системой расчленения и утилизации человеческого тела, когда не пропадает зря ни одной детали, и даже зола идет на удобрения.
И наоборот, демократия, равенство, гуманизм, терпимость к людям иной веры и национальности, интеллектуальная свобода - это не изобретения западной цивилизации, они были свойственны человечеству с незапамятных времен,2.6 со времен первобытности. Этнологи и антропологи уже давно перестали трактовать традиционные общества как "примитивные", "косные" и "закрытые", а также отказались от образа "первобытного дикаря", столь привычного нам по литературе и кинематографу.2.7 В конце концов, именно там, в обществах традиции, которые мы сегодня называем "недоразвитыми" и "первобытными", появилось все то, что отличает человека от животных - язык, человеческая культура, искусство. Все остальные изобретения человечества, все, чем так гордится Запад - лишь частное следствие этого глобального древнего прогресса.
По-настоящему открытое и свободное общество - это как раз отрицание антигуманной западной цивилизации, сущность которой - всеобщее принуждение, манипулирование людьми и природой и технократический тоталитаризм.2.8 Соответственно, опасность тоталитаризма и диктатуры сегодня исходит не от самих восточных культур, а от пережитков Запада в этих культурах, от остатков псевдоморфоза. И наоборот, трансгрессивная революция, которая разрушает псевдоморфоз, нуждается в обществе максимально свободном, открытом и демократичном. Она сильнее Запада как раз в духовной, культурной сфере, и потому ее оружие - мирное сосуществование и свободная циркуляция идей. Она не нуждается в насилии, в централизации, и даже в организации, потому что является спонтанным, естественным общемировым процессом. В этой спонтанности и неуправляемости и заключается ее главная сила. Опека авторитарной власти, навязывание этому движению рамок единой централизованной организации способно только затормозить этот процесс и исказить его смысл.
Примечания.
2.1 Под "Востоком" в этом тексте я понимаю интегральный "Не-Запад", всю совокупность незападных культур и народов. Часто слово "восточный" я использую просто как синоним слова "русский", - и наоборот, то, что я говорю о русских, во многом справедливо и для остальных незападных народов.2.2 С. Корнев. Восточный постмодернизм: логика абсурда и "мышление между строк" // "Русский журнал"
2.3 Вспомним к тому же, что западная цивилизация, со всеми ее достижениями, была построена за счет колониальной эксплуатации и ограбления народов всего мира, и уже поэтому существенная часть материального и культурного достояния Запада по праву должна принадлежать этим обворованным народам.
2.4 Вопрос о последствиях влияния более развитой цивилизации на окружающие ее культуры и народы подробно исследовал Тойнби. См. например А. Тойнби. Постижение истории. М., 1991. С. 562-587.
2.5 "Русскими" в этом тексте я называю всех, кто считает русскую культуру и русский язык родными для себя (что не исключает бикультуральности и билингвизма), то есть всех, кто думает и чувствует по-русски, независимо от этнической и религиозной принадлежности: будь то этнический русский, украинец, немец, татарин, еврей, бурят. Термин "русскоязычный" мне не кажется слишком удачным. Так же как и термин "россиянин", который отдает политикой и официозом. Кроме того, он связан рамками одного-единственного государства - "Россия", "Российская Федерация", границы которого не совпадают с границами русского суперэтноса. Границы русского суперэтноса задаются границами распространения русской культуры, а не границами какой-то одной страны. "Русские" - это прежде всего культурное единство, или даже особая всепланетная мессианская религия.
2.6 Вспомним, что демократические институты естественны и органичны для русского народа. Это и система самоуправления в древнерусских городах (дольше всего она продержалась в Пскове и Новгороде), и крестьянская община, пережившая даже революцию, и земский собор, который ничем не уступал существовавшим в то время сословным парламентам многих европейских стран.
2.7 Этот образ, образ "недоумка-дикаря", или "косного туземца", был создан в XIX веке, во времена колониализма, во многом для того, чтобы оправдать зверства и насилия колониальной администрации. Об истории концепции "примитивного общества" в этнологической науке см. A. Kuper. The Invention of Primitive Society: Transformations of an Illusion. London, 1988.
2.8 Об этой сущности Запада и западной рациональности см. М. Хайдеггер. Преодоление метафизики // "Время и бытие". М., 1993. С. 177 - 192.