Часть 3. Западный постмодернизм
и восточный постмодернизм
Постмодерн Запада Постмодерн Востока О "постмодерне" написаны горы литературы, и даже определение этого феномена вызывает бесконечные споры.3.1 Между тем его сущность крайне проста и очевидна, он был предсказан и объяснен культурологами (в частности, Шпенглером и Тойнби) еще до того, как появился на свет. Постмодерн - это фаза старения и умирания культуры, это переход от живой "культуры" к мертвой "цивилизации". Духовно, как живой организм, культура уже погибла, но физически, как механизм, по инерции еще продолжает существовать, и даже сохраняет видимость процветания, поскольку ее социальные, экономические, политические институты все еще функционируют, и именно на этой стадии окупают усилия, которые когда-то были вложены в их создание. Постмодерн Запада
Пример такого феномена - Римская Империя в первые два века нашей эры; так называемый "золотой век" античной цивилизации, эпоха "всеобщего мира" и "конца истории", - никогда еще античному человеку не жилось так мирно, сытно и привольно, как в это время. Однако вечно такая "жизнь после смерти" длится не может: в один прекрасный день все пошло вразнос, и в течение следующих пятидесяти лет античный мир погрузился в хаос и разруху. Именно этот обманчивый "золотой век" "конца истории" мы сегодня и видим на Западе.
Для того, чтобы понять сущность постмодерна, нужно просто четко осознать, что постмодерн - целиком западное явление, что это фаза развития именно западной культуры, начало процесса ее саморазрушения. Ко всем остальным культурам, к человеческой культуре в целом, он имеет отношение лишь постольку, поскольку в предшествующие эпохи они подверглись псевдоморфозу и несут на себе отпечаток Запада. По сути своей - это не этап развития человеческой культуры как целого, а культурная логика позднего Запада.3.2
Утрата смысла - так наиболее просто и лаконично можно определить философию эпохи "постмодерна", - утрата не какого-то конкретного смысла, но осмысленности как таковой. Там, где человек прошлых эпох видел единство смысла, осмысленную целостность, человек постмодерна видит только голое насилие, искусственное навязывание целостности. Смысл целого держится на иерархии частей, на гармоничном упорядочении отдельных смысловых фрагментов. Человек прежних эпох умел видеть этот смысл, то есть умел почувствовать оправданность иерархии смысловых фрагментов, верил в предустановленную гармонию целого и частей. Человек постмодерна видеть смысл разучился - эта иерархия стала для него искусственной и насильственной. Нормой для него является "нон-селекция" и "нон-иерархия", то есть демократия обломков, принципиальный отказ от их упорядочения в целое. За всяким целостным творением и событием человек постмодерна видит только голую волю к власти, манипуляцию и искусственное конструирование. Смысл целого рассыпается для него на сумму отдельных смысловых фрагментов, суверенных атомов, которые сами по себе не стремятся упорядочиваться в целое, а наоборот, противоречат друг другу, отрицают друг друга, - а значит, и то целое, частями которого являются.
Это происходит во всех без исключения сферах западной культуры, затронутых постмодерном, - будь то политика, общественная жизнь, искусство, литература, философия, наука. Иерархия смысла повсюду расползается в винегрет, наступает состояние тотальной шизофрении, онтологический анархизм. Социальные, экономические, политические, научные институты, унаследованные от эпохи модерна, живут в основном по инерции, и постепенно теряют движущий импульс, который был заложен в них в момент основания.
Философы постмодерна (Бодрийар, Делез, Деррида, Лиотар, Фуко, Хайдеггер) занимаются "деконструкцией" двухтысячелетнего философского наследия, доказывая условность и искусственный, "насильственный" характер основных категорий западной рациональности. Исчезла вера в существование каких-то общих принципов и законов, которые управляют этим миром; исчезло доверие к самому человеческому разуму. Еще вчера четкие и очевидные для всех рамки понятий, выработанных столетиями предшествующего развития мысли, превращаются в вязкий туман, который скорее запутывает, чем что-то проясняет. Логические категории теряют свою строгость и начинают наплывать друг на друга. Становится непонятно не только где истина, а где ложь, но и сами категории лжи и истины, которыми когда-то гордился здравый человеческий рассудок, теряют свой смысл.
Показательны и перемены в искусстве - от архитектуры и литературы до музыки и кинематографа, где наступает господство такой формы, как "пастиш", - лучшим переводом этого слова на русский язык как раз и будет "винегрет." Искусство постмодерна выглядит как беспорядочное нагромождение вырванных из контекста стилистически разнородных фрагментов. Иногда в этом видят какой-то смысл, - например, разновидность пародии. Но там, где пастиш перерастает в пародию - это еще пережиток прошлого, последние остатки модерна. Пастиш нельзя путать с пародией, - пародия имеет глубину, некую изнанку, намек, - она осмыслена, она знает, над чем смеется, она вполне сознательно вкладывает в смех некоторый смысл.3.3 Этот смысл связывает пародию, и придает ее целостность. Пастиш, напротив, это чистая поверхность, за ним не прячется никакого намека: никакого желания донести скрытый смысл он в себе не содержит, - он просто запускает игру свободных ассоциаций. Это высказывание без желания что-то выразить, без желания сказать что-то осмысленное, это принципиальный отказ от утверждения или отрицания. Это жест погибающей культуры, старческая мудрость которой заставляет ее молчать. Эта культура впадает в маразм, гордый многоэтажный небоскреб рушится, остается только поле, усеянное обломками, по которому ходят одичавшие потомки и выкладывают из найденных камушков замысловатые узоры на плоскости. Узоры, в которых нет никакого смысла - и именно поэтому можно увидеть любой смысл.
Чтобы проникнуться этой "постмодернистской ментальностью", нужно понять, что из этого мира исчезла глубина, осталась голая поверхность. Постмодернизм не признает глубины. Философией постмодерна отрицается сам дуализм сущности и явления, знака и значения, означаемого и означающего, который когда-то имел глубокий смысл. Раньше - и в теоретической сфере, и в сфере здравого смысла, - за множеством феноменов подразумевалось наличие единой сущности, или единой воли, которая через них является в мир, которая их упорядочивает и объясняет. Объяснить что-либо значило свести явление к его сущности, знак - к его значению. Теперь в мире идей и эстетических конструкций произошел своего рода демократический переворот: поиск сущности утратил свое значение, "явления", феномены обрели самостоятельность и свободу, и научились обходиться без смысла, который придавала им сущность. Сегодня "объяснение" выливается в бесконечную манипуляцию знаками, обрывками фраз и мыслей, в замкнутый круг интерпретаций, которые ничего не объясняют, а только бесконечно ссылаются друг на друга.
Постмодернизм - это полное крушение культурной логики Запада и западной рациональности, в том виде, в каком она сложилась во времена Декарта. И в этом нет ничего неожиданного. Любая логика, сколь бы рациональной она ни казалась со стороны, держится на иррациональной вере, в ее источнике лежит целиком иррациональный импульс. Любая логика в своем последнем основании - это Воля, Воля к власти, Воля к упорядочению мира. Если Воля надломлена, если Воля ушла, все, что она скрепляла и собирала вместе, рассыпается в первозданный хаос. А все, что еще не рассыпалось, все точки, где Воля чисто по инерции еще пребывает, человеку, уже потерявшему эту Волю в себе, кажутся бессмысленным насилием, голым произволом. Раньше, когда культура была живой, человек имел ту же самую Волю, которую его культура вкладывала в преображаемый ею мир, в логические конструкции и социальные институты. Человек не замечал этого насилия и произвола, потому что это было его насилие, и его произвол, - и в нем, и в этой логике, и в этих институтах действовала одна и та же Воля. Воля Запада.
Эту ситуацию хорошо проясняет аналогия с Третьим Рейхом. Когда Третий Рейх был живой, большинству немцев он казался Царством Добра с кисельными берегами, естественным творением немецкого народного духа. Они не видели в Рейхе насилия - они видели в нем только самих себя, отражение своих воль и своих желаний. Потом, когда эту волю сломили, когда ее выбили у немцев из головы, она стала для них чужой волей, они начали вспоминать о Рейхе со страхом и недоумением, видеть там лишь насилие и произвол. Вся Западная цивилизация и есть такой "третий рейх", который подошел к точке своего крушения, к точке, когда начинает распадаться одухотворявшая его Единая Воля.
Если понять эту простую мысль, все становится на свои места. Почему, например, из постмодернистской ментальности ушло понятие сущности? Понятие сущности не могло сохраниться на Западе на уровне логики именно потому, что Сущность ушла и на уровне онтологии. Логика Запада - это отражение его онтологии. Поздняя, полностью осуществившаяся культура действительно утрачивает свою Сущность, свою Волю, потому что эта Сущность, эта Воля полностью реализовалась, - вся, без остатка, перетекла в явление, в результат. Европейская культура выглядит сегодня как истощенная многочисленными родами мать-героиня.
Сущность, Воля юной, еще не умеющей выразить себя культуры, представляет собой бесформенный сгусток энергии, как бы чистое пламя, которое бушует в душе каждого человека этой культуры и пока не может найти выход. Эта Сущность, эта Воля пока скрыта от постороннего взгляда, и именно поэтому имеет смысл противопоставлять сущность - явлению, знак - значению. Ибо явление еще не вмещает в себя сущность всю целиком, а знак пока - всего лишь указатель, который указывает на то, что есть, но еще не явлено. Напротив, старая, полностью исчерпавшая свою Сущность культура уже не нуждается ни в понятии "сущности" (как чего-то противоположного явлению), ни в понятии "значения" (как чего-то противоположного знаку). Ее Сущность, то есть ее Воля, без остатка материализовалась в ее технике, науке, искусстве, в ее социальных институтах, в знаковых системах, на которые они опираются. Некогда живая и неявленная, Сущность, Воля культуры окостенела в реально существующем, но мертвом, бездушном механизме. "Феномен" теперь отсылает не к "сущности", а к другому феномену, с которым он связан в рамках функционирования этой машины, а "знак" отсылает не к "значению", а к другому знаку, с которым он связан в рамках системы коммуникации, координирующей работу этого муравейника. Смысл из этой системы ушел - остались только чисто механические связи "стимул-реакция", "кнут-пряник". Нет ничего странного в том, что сегодня западная цивилизация не только угнетаемым ею народам, но даже самим западным людям представляется мертвой, бездушной "Системой", врагом, с которым нужно бороться. "Постмодернизм" - это реакция отторжения фундаментальных ценностей Запада со стороны самого же западного человека, который сегодня не узнает себя в своей цивилизации, в своем собственном творении.
Постмодерн, если рассматривать его с точки зрения Запада, выглядит как саморазрушение старой европейской культуры, как отказ от собственного великого прошлого и надругательство над ним. Нетрудно понять, что с точки зрения человека незападной культуры, с точки зрения восточного, русского человека, для которого прошлое Запада было злым прошлым, а Воля Запада была злой Волей, эпоха постмодерна имеет прямо противоположное значение. Это эпоха великого освобождения, эпоха, когда он получает шанс сбросить с себя оковы псевдоморфоза, уничтожить Запад в себе самом, в собственной душе. "Постмодернизм дает восточному человеку шанс победить западную культуру в самом себе, победить западную рациональность, деформирующую его сознание, с помощью западного же противоядия. Пройдет не так уж много времени, и под маской "постмодернистского перформанса" засветится природная логика Востока.3.5" Постмодерн Востока3.4
Постмодерн, таким образом, имеет два лица - восточное и западное. То, что на Западе является саморазрушением, на Востоке выглядит как освобождение и возвращение к себе. Уже само постмодернистское презрение и недоверие к рациональности несет в себе что-то восточное. Однако на Востоке происходит и нечто большее, чем просто разрушение навязанной извне западной ментальности: параллельно, в тех же формах постмодерна, происходит еще и пробуждение собственной восточной культурной логики. Разрушение чужого и пробуждение своего - это две стороны одного и того же процесса. Постмодерн, взламывая внутреннюю логику западной культуры, естественно становится временной формой, которую принимает природная логика Востока, логика юной русской культуры. Заметим, что самим восточным культурам "постмодернистская деконструкция" не страшна, потому что они, в отличие от западной, еще живые культуры, еще сохраняют глубинное Единство Воли. Тут получается своего рода формальный парадокс: в эпоху постмодерна разрушение целостности, деструкция и фрагментация одной культуры (западной) позволяет всем остальным культурам, ранее ею подавлявшимся, наконец-то эту целостность обрести, избавиться от искусственного расчленения на сектора и фрагменты и принять свою исконную форму. Можно говорить об особом, восточном постмодернизме, который если еще и не родился, то рождается прямо на наших глазах. Коренное отличие от западной версии заключается в том, что "если западный постмодернизм - это просто игра и бессмыслица, то восточный - это логика, скрытая под маской игры и бессмыслицы."
Чтобы понять, как логика (подчас весьма строгая и жесткая логика) может скрываться под маской бессмыслицы, игры в абсурд, в качестве примера нужно обратиться к феномену дзэнского коана.3.6 Коан - это попытка закрепить в форме предания непосредственную практику великих дзэнских учителей эпохи Тан, которые вели своих учеников непосредственно к просветлению, минуя множество промежуточных этапов.3.7 В дзэне, который был синтезом буддизма и даосизма, эта практика как раз и сыграла роль "восточного постмодернизма", стала оружием природной южно-китайской духовности, взломавшим застарелое догматическое учение, принесенное из Индии. Дзэнский коан, закрепляющий эту духовную практику в форме текста, внешне выглядит как игра, как чистой воды дурашество, - абсурдные реплики, импульсивные иррациональные поступки, крики, удары палкой, - и однако, оказывается, что это единственный способ указать на действительно серьезное. Логика коана - это логика абсурда, которая взламывает привычные нормы здравого смысла, застарелый лед "нормальной рациональности", а затем, балансируя на этих обломках, ведет человека к просветлению.
С логикой коана можно сравнить логику Достоевского, - точнее, логику романов Достоевского. И тут и там идет нагромождение внешне рациональных действий, реплик, монологов, каждый из которых, будучи взят сам по себе, является вроде бы логичным и рациональным, - но собранные вместе, они образуют аннигилирующую взрывную смесь. Назначение этой духовной взрывчатки - выбросить человека за пределы "здравого смысла" и "нормального мышления", "сорвать башню", взломать позитивизм и материализм, которые Достоевский считал своими смертельными врагами. И у Достоевского, и у дзэн-буддистов, и у суфийского муллы Насреддина3.8 идет "мышление между строк", упражнение в логике абсурда, в логике, которая прорывается только в разрывах и дефектах западной логики. Там, где западная рациональность ломается и крошится, где она оказывается недостаточной и бессильной, где она вступает в смертельную битву сама с собой, восточное мышление принимает наиболее адекватные ему формы. Речь идет о своего рода "надрациональной логике", - логике, которая пользуется внешне "рациональными" ходами только как вспомогательным средством. "Нормальному", западному человеку, который "мыслить между мыслей" не умеет, эта логика не понятна, он видит только голый абсурд и бессмыслицу, - восточный человек эту логику видит и чувствует. Прихотливый извив восточной мысли - это как бы траектория теннисного мячика, который гоняют ракетками (роль ракеток играют "рациональные" аргументы и средства обыденного языка). Западное мышление, ограниченное уровнем утилитарной рациональности, кроме этих мелькающих в воздухе ракеток ничего и не видит, а восточное мышление способно увидеть и сам мячик, и узоры, которые он выписывает в воздухе.
Важно понять, что речь здесь идет именно о логике. Здесь мы имеем дело не с иррациональностью, не с абсурдом, не с хаосом и бессмыслицей (которыми забавляет себя нынешнее постмодернистское искусство), а с логикой, которая не менее строга, чем западная, но устроена иначе. Просто это другая логика, которая выходит за очерченной Декартом плоской западной рациональности. Подобно тому, как в логической науке кроме классической аристотелевской логики есть системы с другим набором аксиом (где нарушается принцип исключенного третьего, закон двойного отрицания, где совсем по-иному выглядит закон противоречия), - точно так же и в сфере духа, взятой целиком, существуют разные ментальности, с разной присущей им логикой. Область прозрачности, самоочевидности у каждой культуры устроена по-своему, со своими внутренними связями и законами. Декартовская рациональность, лежащая в основе западного способа смотреть на мир, лишь один из возможных вариантов.
Чтобы практиковать восточную логику во времена Достоевского, когда Запад был еще на подъеме, а западная ментальность была прочной как гранит, нужно было родиться гением, подобно самому Достоевскому, или Розанову (который тоже знал толк в "мышлении между мыслей" и логике абсурда). Сегодня задача крайне упростилась. Западная ментальность сама взломала себя и распалась на несвязанные фрагменты, превратилась в пастиш, в винегрет. И теперь природная логика Востока, логика, которая естественно живет в душе каждого восточного человека, может выстраивать эти фрагменты по своему усмотрению, пользоваться ими как тайным шифром, понятным только людям, обладающим тем же устройством души.
Единая Воля, которая когда-то стояла за европейской культурой, управляла ее развитием, связывала ее в единое целое, задавала ее логику, сегодня ушла, и западная культура стала как бы беспризорной. Ее фрагменты сегодня беззащитны перед лицом Востока, потому что Восток, в отличие от Запада, еще не растратил свою Волю, еще не полностью перелил ее в окружающий мир. Из культур Востока дихотомии сущность / явление, знак / значение никуда не ушли, и сегодня мы можем подставить под лишенные смысловой нагрузки фрагменты чужой культуры свой Смысл, свою Сущность, свою Волю.
Это не просто способ обезвредить и утилизировать разлагающуюся западную ментальность, это еще и путь экспансии. Дело в том, что с точки зрения самого постмодерна невербализуемая, не выразимая в терминах западной рациональности восточная логика незаметна, не видна. Операция "деконструкции смысла", которую производит постмодернистское искусство, способна справиться только с западной рациональностью. Восточная логика легко проходит через это сито. В принципе, этой скрытой восточной логикой можно наполнить внешне неотличимые от западных постмодернистские продукты масс-культуры, а потом пустить их на западный рынок. Западный человек, уже почти растерявший свою природную ментальность, поглощая продукты восточного постмодерна, будет впитывать в себя и присущую им восточную логику, будет постепенно переделываться изнутри на восточный лад. А значит, восточный постмодернизм - это еще и особая форма мессианства, это возможность вкладывать в душу западного человека восточную волю, обращать его в русские, и тем самым спасти остаток западного человечества от полной духовной деградации. "Можно представить себе настоящего, клинического шизофреника, который, чтобы не быть пойманным, маскируется под постмодерниста. И точно так же "под постмодернизм" может маскировать себя восточное коварство."
Примечания.3.1 Ниже я даю небольшой очерк постмодерна с точки зрения логики самого Запада, то есть с точки зрения западной метафизики. В другой ситуации этот экскурс мог бы показаться излишним, но я часто сталкиваюсь с тем, что, хотя слово "постмодерн" уже давно вошло в русский язык, многие вполне образованные люди (особенно из лагеря традиционалистов) имеют об этом феномене весьма странное представление (как правило они опираются на опыт знакомства с проявлениями "постмодернизма" в массовой культуре). По этой причине позволю себе порекомендовать несколько общеобразовательных источников. Анализ постмодерна именно как эпохи, во всех его проявлениях: F. Jameson. Postmodernism or The Cultural Logics of Later Capitalism. Durham, 1991. Теория и методология постмодернизма: R. Harland. Superstructuralism. The Philosophy of Structuralism and Poststructuralism. N.Y., 1987. Лучшее из того, что написано на русском: И. Ильин. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. М., 1996; он же. Постмодернизм. М., 1998.3.2 Несколько перефразируя определение, которое дал ему Ф. Джеймисон ("логика позднего капитализма").
3.3 О разнице между пастишем и пародией см. F. Jameson. Op. cit.
3.4 Содержание этого раздела тесно переплетается с содержанием моего текста Восточный постмодернизм // "Русский журнал". Все фрагменты этого раздела, оформленные как цитаты, взяты оттуда.
3.5 Еще раз напоминаю, что "Востоком" в этом тексте называется интегральный Не-Запад, а "восточный человек" - собирательное название для представителей незападных культур. И хотя каждая из этих культур имеет, конечно, свою собственную "восточную логику", все же их объединяет что-то общее, - то, что противопоставляет их Западу и западной рациональности. Кроме того, нужно иметь в виду, что в данном тексте слова "Восток" и "восточный" часто употребляются как синонимы слов "Россия" и "русский".
3.6 Тема дзэна и логики абсурда подробнее развита в моем тексте Восточный постмодернизм: логика абсурда и "мышление между строк", из которого, с незначительными исправлениями, взяты этот и следующий абзацы. Кроме того, развернутое сопоставление постмодернизма и дзэн-буддизма можно найти в другом тексте: С. Корнев. Столкновение пустот // "Новое Литературное Обозрение". No. 28 (1997). (См. раздел "Пустота Пелевина и Пустота Фуко")
3.7 Генрих Дюмулен. История Дзэн-буддизма. Индия и Китай. СПб., 1994. С. 270.
3.8 Суфийскую трактовку притч о Ходже Насреддине можно найти в книге Идрис Шах. Суфизм. М., 1994. С. 81-124.