Циклически "завершающая" роль Ислама находит свое ясное отражение и в его конфессиональных символах - полумесяца, метафизически обозначающего окончание цикла, и Каабы - священного черного камня, имеющего именно кубическую форму, также соответствующую этому моменту эзотерической истории. (1) Таким образом, Ислам может быть назван традицией глубочайшего духовного реализма, устремленного в Нереальное, не только не испытывающей никаких иллюзий в отношении мира и времени, в котором он появился, но и объявившей решительную священную войну (джихад) всем иллюзиям. Кроме того, специфика исламского монотеизма столь же уникальна - по определению Гейдара Джемаля, она состоит в понимании Аллаха не столько как "творца", сколько как "активного устранителя всего, что не есть Он". И в таком понимании выражен подчеркнутый эсхатологизм исламской традиции.
Такой характер Ислама во многом предопределил ясность и четкость различия в нем сфер эзотеризма и экзотеризма, потерянную или замутненную во множестве других различных традиционных форм. Ат-тасаввуф, представляющий собой единство метафизической доктрины (хакика) и инициации (тарика) является очевидным эзотерическим центром всего Ислама. И в центре уммы (мусульманской общины) традиционно стоят суфии (мутасаввуфины), наследующие духовное влияние (бараку) по непрерывной инициатической цепи (сильсиля), восходящей к Пророку, а через него - к самой интегральной Традиции.
Однако, к концу цикла дуализм традиции и контр-традиции проникает и в это, последнее из Откровений. Он сходится в эсхатологической фигуре Махди (ведомого Аллахом), который уничтожит Темный век в сражении с Дадджалом (лжецом), являющимся его персонификацией. Дадджал - персонаж, типологически соответствующий Антихристу, и в битве против него даже обретается синтез христианской и исламской традиций - по некоторым исламским представлениям, он будет уничтожен именно Исой, вернувшимся на землю и возглавившим войско Махди.
В шиитском эзотеризме, как сообщает итальянский традиционалист Клаудио Мутти (Омар Амин), Махди именуется также "печатью эзотериков" (хатим аль-валия), замыкающим собой всю традиционную инициацию, которая проявится в нем в своей самой глубокой сущности. Таким образом, его миссия подобна миссии Мухаммада, "запечатавшего цикл пророков" (хатим аль-набия), собственно, давших эту инициацию человечеству. Однако, любопытно, что Рене Генон в описании фигуры Дадджала также именует ее "печатью" (хатим) - всех наиболее "инфернальных" циклических тенденций. И это формальное подобие в Исламе весьма показательно. Дадджал, подобно Махди, по исламским пророчествам, также умеет властвовать над природными явлениями и даже воскрешать из мертвых. Его царство - это "великая пародия" на Традицию. Во главе его войска стоят авлии-эш-шайтан - "святые Сатаны", подобно тому как Махди поддерживается подлинными, божественными святыми - авлии-эр-Рахман.
Дуализм традиции и контр-традиции проявляется в разном понимании фигуры Махди. Так, одна из версий воспринимает Махди как мессию, призванного восстановить на земле "царство справедливости" или, иными словами, реставрировать "утраченный" традиционный порядок, синтез. Эта версия, в сущности, и исповедуется большинством современных исламских течений - от суннитов до ваххабитов (называющих себя "традиционалистами") и стремящихся к буквалистической исламизации жизни, ставя на первый план нормы шариата. Что, однако, отнюдь не мешает им быть союзниками вполне антитрадиционных режимов - как, например, ваххабитская Саудовская Аравия является самым надежным партнером США на Ближнем Востоке. Но любопытно отметить, что именно в этой стране сосредоточены главные святыни Ислама - Мекка и Медина. Более того, демографическое и экономическое давление современного мусульманского мира на немусульманские страны каким-то парадоксальным образом соответствует тому, что исламский же эзотеризм определяет как абсолютное зло - тагут, проекция во множественность собственного земного архетипа, претендующего на то, чтобы его воспринимали как "критерий истины".
Вторая версия, отрицающая эту "проективность", напротив, в образе Махди видит такое посланничество, которое, по словам Г.Джемаля, "в принципе исключает саму идею восприятия и переживания", подверженную, выражаясь индуистским языком, лила - космической игре субтильных феноменов. Что совершенно расходится с "мессианскими" концепциями, ориентированными на "восстановление царства инерции до совершенства". Эта версия апеллирует напрямую к Абсолютно Иному, к тому, что в самом имени Аллах составляет его трансцендентную сущность (2). Именно в таком, скорее преодолевающем, нежели синтезирующем, монотеизме, и вскрывается глубочайшая мистерия этой последней религии, не придающей никаких "сотоварищей" Нереальному Абсолюту и покорной только ему. Позволим предположить, что это и имел в виду вождь Исламской Революции имам Хомейни, когда говорил о необходимости "вывести истины Корана, пронизанные рассуждениями о единстве мусульман и всего человечества, за пределы кладбищ и мест погребения и сохранить их в качестве величайшего предписания к освобождению человека от всех оков, опутывающих его руки, ноги, сердце и ум, и удерживающих его в рабстве, ничтожности и подчинении деспотическим правителям".
(2) Напомним об особом значении сдвоенной "л" в гиперборейской фонетике. В первой части исламской шахады, свидетельствования: "ля илляху иля'ллях" - "нет бога кроме Бога" все согласные звуки, за исключением придыханий, сводятся именно к этому звуку. (в текст)