Но этот изначальный Северный Полюс, как прямую проекцию метафизических Принципов, нельзя путать с точкой Северного Полюса в видимом, плотном мире, с которой она, вследствие прецессионных законов, может не совпадать. Вообще, это "неочевидное" эзотерическое знание и являет собой радикальное преодоление всех иллюзий, связанных с абсолютизацией мира плотных форм. Так, в этих иллюзиях Гиперборея иногда предстает как нечто физическое, но - таковой она могла стать (и стала) лишь в истории. В самой Гиперборее царит "вечное настоящее", и поэтому "прошлое" наступает лишь после нее. Именно разрыв полярной и солярной символики, при все более отдаваемом приоритете второй, и приводит в конечном счете к "истории", в которой изначальное, гиперборейское знание подвергается забвению.
В "доисторических" же мифологиях Гиперборея, изначальная полярная, северная родина человечества, наделяется, напротив, очевидным и ясным значением Земного Рая, Золотого Века. Именно в Гиперборее происходит то боговоплощение, с которое и начинается земное бытие. Человек Гипербореи - это далеко не то человеческое существо, известное сегодня и представляющее собой крайнюю степень деградации человеческого архетипа. Гипербореец - это полу-божественный субъект, он еще в минимальнейшей степени затронут инерциальными законами тонкого и плотного миров. Его душа ориентирована исключительно вертикально, к Духу, а тело не знает той власти хаотических, инстинктивных и брутальных склонностей, которая усиливается при последовательном отчуждении от высших уровней.
Гиперборейцы, согласно древним грекам, бессмертны и живут в блаженной стране Крайнего Севера (буквальная этимология - "за Бореем", за Северным ветром). Они представляют собой тот субъектный человеческий архетип (напомним индуистский миф о первочеловеке Ману, ведущем свой род именно от северной горы Меру), который впоследствии, по неумолимой циклической логике, подвергся затемнению и извращению. Так, если каждый гипербореец чувствует себя неотъемлемой частью Криста, земным образом его божественной природы, то затем, с окончанием Золотого Века, произошло отчуждение людей от своего солярного божества, которое стало восприниматься как нечто внешнее им. Само это восприятие стало катастрофическим нарушением пропорций изначального мировоззрения, подразумевающего естественное проявление божественного в человеческом. Когда же оно было утрачено, то на место духа в человеке стала его душа, которая, без прямой вертикальной ориентации, со временем и погрузила его в пучины низшего психизма, заменила в нем волю к преодолению на инерциальное сонное существование, заместила ясное интеллектуальное знание на слепую и пугливую веру.
Человек, забывший о своей гиперборейской родине, начал свое историческое нисхождение, - ведь в эпоху Золотого Века еще не было времени как такового, мифологическое правремя - это преодоление истории, когда все совершается здесь и сейчас. У гиперборейца, как высшего человеческого субъекта, сродненного с самим боговоплощением, нет иных целей, кроме земного свидетельствования об этом и героической воли к сверх-божественному Абсолюту. Лишенный же этой воли исторический человек озабочен как целью лишь своим существованием в мире сменяющихся пустых объектов. А при тотальном забвении об изначальном статусе эта нелепая цель абсолютизируется и даже представляется как "богоданная". Эта иллюзия и становится внутренним содержанием контр-традиции конца цикла.
Для истории Гиперборея "закрыта". Как писал Пиндар, обращаясь к уже погрузившимся в историческую деградацию грекам: "Ни сушей и ни морем не найдешь ты дороги к гиперборейцам". Гиперборея, как реальность духовного порядка, не обязательно совпадает с "северным" месторасположением - таким, как оно видится "материальному", профаническому взгляду. Так, например, исторические финно-угорские народности, хотя и считаются "северными", но уже довольно далеки от Севера как духовного принципа. Тем не менее, в известном карело-финском эпосе Калевала еще сохранились довольно любопытные свидетельства, кстати, являющие собой тот самый феномен сверхсознательного (а не бессознательного), о чем у нас шла речь ранее. Сам этот фольклорный эпос представлял собой уже довольно позднюю форму традиции, поскольку изначально всякая полноценная традиционная форма еще не имеет ничего общего с вульгарной "фольклоризацией", а строится на ясных инициатических ритуалах. Однако, некоторые руны, стихи Калевалы (кстати, само название "руны" является таким же поздним "переосмыслением" названия знаков изначального гиперборейского рунического алфавита) восходят, по словам современного исследователя Э.Карху, "к дофинно-угорскому периоду народов Арктики. Сюда относятся мифы о рождении огня (один из символов боговоплощения. - В.Ш.), о мировом дубе (символ Древа Мира, Мировой Оси. - В.Ш.), ритуальный "медвежий" праздник (явная символика Большой Медведицы. - В.Ш.), миф о Небесном Лосе (о значении этого астрологического знака мы уже упоминали. - В.Ш.) и т.д." И это еще одно доказательство того, что все ставшее впоследствии в разных традиционных формах лишь теми или иными отдельными сюжетами, уже содержится в изначальной, гиперборейской Традиции в своем интегральном, синтезированном, архетипическом виде. Но впоследствии этот синтез был предан забвению и мог сохраниться лишь в чрезвычайно узких инициатических центрах. И на этот счет также есть любопытный сюжет из Калевалы - о том, как герой Лемминкяйнен решил отправиться в страну Севера (Похъела), а его отговаривают теми доводами, что он "не знает языка Турьи, не умеет говорить на языке Лаппи". "Здесь подразумевается не обыденная речь, - писал Элиас Леннрот, собиратель Калевалы, - а посвятительное искусство Похъелы".
В отличие от Гипербореи, изначального северного мифологического "материка", Гондвана являет собой собирательный образ земли, где протекает профаническая история. Эта история постоянно ускоряется параллельно прогрессирующему забвению о гиперборейском Духе. Поэтому она стремится лишь к тотальной материализации. Гондвана также обладает своей мифологией - но космогонический процесс в ней рассматривается в разновидностях от тотемизма (происхождения людей от животных) до дарвинизма (- от обезьяны). И это нельзя считать простой выдумкой - население Гондваны действительно имеет такое происхождение. Этот этап циклически соответствует анти-традиции. Но впоследствии жители Гондваны впадают в контр-традиционные иллюзии, узурпирующие и пародирующие подлинный смысл изначальной гиперборейской традиции. Они начинают представлять себя "тварями" (из глины и т.д.) безнадежно далекого "Творца", Демиурга, возводят к нему всю свою "духовность", на деле являющуюся лишь набором психоморалистических догматов, и мечтают их посредством "спастись" - хотя от чего и зачем, это осознание у них, как правило, отсутствует, поскольку Дух и Интеллект являются принадлежностью лишь гиперборейцев. Именно в Гондване осуществляется и находит свое полное завершение инверсия - "гондваноиды" совершенно отрицают гиперборейский исток, и стремятся выдать за "начало" свои всевозможные религиозно-экзотерические, "научно-исторические" или нео-спиритуалистические иллюзии, на производство которых они только и способны. Таким образом, Гиперборею и Гондвану можно было бы сопоставить не просто с "ангелическим " и "демоническим" качествами, которые все же имеют одинаковую реальность в традиционных представлениях, но именно с неразрешимым дуализмом самой Традиции и контр-традиции, неразрешимым, потому что через отрицание реальности Гипербореи Гондвана отрицает и нереальность Абсолюта.
Однако, с метафизической точки зрения, в существовании Гондваны есть своя необходимость. Она является земным символом "преодолеваемого", которое должно существовать в реальности. Без него земная реальность была бы чистым преодолением, а оно относится только к Абсолюту, отсутствующему в ней.
Гиперборея, напротив, это проявленный на земном уровне символ преодоления - любых гондванических иллюзий. Однако, инверсия, порожденная Гондваной, может простираться даже на солярный уровень, даже Бог Крист может быть узурпирован Гондваной и противопоставлен самой гиперборейской традиции - при тотальном искажении его природы, при замене в ней духовного преодоления на субтильную инерцию. И в этой связи у нас вызывает некоторые сомнения одно утверждение Рене Генона о том, что географически южные народы гораздо более предрасположены к единению с Божественной реальностью и единству перед ней, поскольку для них, по его мнению, это единство находит свое символическое отражение в Солнце, которое в тех регионах появляется гораздо чаще. Северные же народы реже видят Солнце, что и приводит к торжеству среди них, в частности, индивидуалистических заблуждений. Сложно отрицать действительность такого положения дел среди многих современных северных народов, зачастую еще более далеких от гиперборейской традиции, нежели современные южные, многие из которых были ее прямыми наследниками. Однако, все же и сам Генон указывал на превосходство полярной символики над солярной. Поэтому такое "солнечное единство" выглядит лишь весьма относительным феноменом, способным стать единством пассивных объектов перед далекой и недостижимой силой. Солнце, эзотерический смысл и место которого утрачены, вполне может стать лишь источником инерциального "тепла" для Гондваны, и оно рано или поздно, но с неизбежностью погаснет, едва только обнажится его подлинная, внутренняя сущность, восходящая к невидимому, полуночному истоку. И знание об этом истоке хранится ныне иным, гораздо более принципиальным единством - единством разбросанных повсюду на земле потомков того, что самоуверенной Гондване кажется лишь полярной ночью.