Марксизм представлял собой полное отрицание Традиции, саму анти-традицию. Но в то же время сосуществовали и две другие, радикально отличавшиеся друг от друга, версии "новой русской идеологии", несоединимые настолько, что попытавшийся их "обобщить" марксизм уже тем самым подготовил свою внутреннюю дезинтеграцию.
"Катехизис революционера", написанный Бакуниным и Нечаевым в 1869, был призывом к неограниченному преодолению изжившего себя социального строя и к непосредственной реализации в национальной политике мужского, активного и преобразующего мифа. Никакой "диктатуры пролетариата" этот документ не предусматривал. Поэтому его нельзя назвать интеллектуальным отражением властных претензий "рабочего класса". Он был обращен ко всем, для кого стали невыносимы рамки инерции и деградации церковно-монархическо-буржуазного режима. Вместе с тем, слова Бакунина "религию надо превратить в политику", свидетельствовали не о левацки- прогрессистском характере этой идеологии (который ей напрасно приписывается), но, скорее, о ее нацеленности на новое воскрешение надвременного традиционного архетипа в противовес его обветшавшим манифестациям.
Идеология "русского космизма", возникшая в тот же период, противоречила этому как эволюция - революции, инерция - преодолению, и, в конечном итоге, как контр-традиция - Традиции. Однако, если бакунизм сам являлся лишь одной из манифестаций русской традиции, весьма яркой и авангардной, но все же исторически принадлежащей контексту подготовки Советской эпохи, то космизм необходимо рассматривать соотносительно со всей русской традицией целиком - как ее инверсию, происходящую по исчерпании всех исторических манифестаций и предназначенную подхватить "эстафету" марксистской анти-традиции.
Так называемый "расцвет русской философии" конца XIX - начала ХХ вв. на деле являл собой "расцвет" духовных сорняков и время беспрецедентного интеллектуального помрачения. За исключением единиц, прямо ставивших вопросы тотального кризиса современной цивилизации, ее циклической исчерпанности, метафизически (а не моралистически!) особой миссии России и необходимости авангардных исторических решений (Леонтьев, Розанов, Мережковский, Флоровский...), вся основная масса "русских философов" была погружена во всевозможные иллюзии "богоискательств" и "богостроительств", "теодицей" и "космоургий", приводивших всякий раз к одному и тому же результату - нео-спиритуалистической идее "восходящей эволюции".
Эта идея пережила "революционно- традиционалистский" бакунизм, лукавую "диалектику" "революционно- эволюционного" марксизма, и только сегодня, в неолиберальном контексте, начинает приносить свои ядовитые плоды.
"Восходящая эволюция" - идея совершенно инерциальная и начисто лишенная следов какого бы то ни было преодоления. Вообще она могла возникнуть лишь как знак предельного отчуждения от полноценного метафизического знания, предусматривающего интеллектуальную интуицию принципиальных, надкосмических реальностей. Только при абсолютизации проявленного мира, космоса (отсюда название "космизм") возможно было появление такой ограниченной доктрины, претендующей, тем не менее, на некую "сакральность", "традиционность", и даже на "всечеловеческое обожение".
Все "принципы" космистов ограничены космосом и потоком становления. Космос у них "бесконечен", а поток становления - "вечен". Нельзя найти ничего более близкого материалистическому марксизму и более далекого от любой полноценной духовной традиции. Поправить такое недоразумение могло бы глубокое знакомство с другими, лучше сохранившимися метафизическими традициями, но - самоуверенные "русские религиозные философы", дальше "своего" Христианства (и изредка "язычества"), как правило, не заглядывали. (А если и заглядывали, то, подобно Блаватской и Д.Андрееву, видели там только какие-то несусветные псевдо-мистические "Великие Белые Ложи", "брафматуры", "шаданакары" и т.п.)
Именно по причине этого ущербного "интеллектуального патриотизма", связанного с полным невежеством в отношении других традиций, космисты как раз и уничтожали неповторимую универсальную "открытость" самой же русской традиции, ее метафизическое своеобразие, построенное на "сочетании крайностей", - поскольку его по достоинству можно оценить лишь с интегрально- традиционалистских позиций. А непонимание этой особости России, попытка установить для ее противоречий некую "середину", "общий знаменатель", и привели к ее тотальному "вписыванию" в мировой инверсивный процесс, которого наша страна могла либо избежать, либо уж - пройти его до конца.
Космистская ограниченность ярко проявилась в творчестве Владимира Соловьева, возведшего в Абсолют Софию, "Мировую Душу", "отделившуюся от Бога". (1) Возможно, что такая акцентация философского умозрения на "женской" природе тонкого, субтильного мира была следствием того, что Бердяев называл "вечно-бабьим в русской душе". Что, как не это "вечно-бабье", могло побудить Соловьева считать высшим принципом андрогинное человеческое состояние и ни словом не обмолвиться о том, что метафизически его превышает - о сугубо фаллической перспективе тотального преодоления? Вообще, этот философ был действительно чрезмерно погружен в моралистическую проблематику, являющуюся стержневым атрибутом именно женского мировосприятия (тогда как мужское характеризуется акцентацией духовного и интеллектуального) - чем еще можно объяснить название его занудно-дидактического трактата - "Оправдание добра"?
Но, безусловно, апофеозом космистской интеллектуальной патологии являются писания Николая Федорова. Этот русский Франкенштейн был одержим идеей "воскрешения предков" - буквального, физического оживления всех предыдущих поколений во имя своей "Философии общего дела". Символическое значение этой идеи совершенно контр-традиционно, потому что именно контр-традиция стремится к концу цикла буквально реставрировать все прежние проявления традиционного архетипа, будучи безмерно далекой от него самого. Показательно, что Федоров, описывая это "воскрешение", часто употребляет термин "психократия", что в точности соответствует описанию Геноном контр-традиции как "царства психических трупов", искусственно гальванизированных существ, пародирующих всю внешнюю оболочку духовной традиции.
Вообще, сосредоточение внимание на оболочке в ущерб ее содержанию является одним из характерных признаков космистского мышления, потому что только в космосе существуют формы. Это выражено, в частности, в теории "ноосферы", разработанной Владимиром Вернадским. Под ней он понимает некую "разумную оболочку над Землей", как "высшую ступень биосферы". Но Вернадский был все же профаническим, "научным" космистом - поэтому не столь удивительна его анти-традиционная, дарвинистско-гондваническая склонность к пониманию интеллекта как порождения плотного мира. Но что сказать о священнике Павле Флоренском, писавшем Вернадскому о своем "открытии" в "биосфере" еще и "пневматосферы" - сферы духа - как... "особой части ВЕЩЕСТВА (выделено нами. - В.Ш.)"? И этот человек еще именуется "корифеем русской религиозной мысли", а его сочинения рассматриваются многими нынешними "возрожденцами" как "Столп и утверждение истины"...
Незримый трагикомизм сегодняшней ситуации состоит в том, что происходящее "возрождение России" с его всплеском религиозной экзальтации и оживлением давно покинутых духом "оболочек", постепенно превращает интеллект его адептов именно в такое космистское психотропное "вещество".