Тайны Советской эпохи

Розанов, говоривший о русских, что они "во плоти чуть-чуть", восхищался, тем не менее, "чадородием русской попадьи" и никак не мог разрешить эту терзавшую его раздвоенность. Она разрешилась сама собой, когда, в силу неумолимой циклической логики и уникального совмещения в "духовной нации" экстремумов, это "чуть-чуть" стало "всем". (А "духовный" Розанов умер от обычного физического голода.) Беспрецедентная "материалистическая" вольница в русской истории могла проявиться только таким - максимально брутальным - образом. И это напрямую следует из традиционно-русской черты "доводить всё до предела". (1)

Вообще, Советская эпоха, эпоха русского коммунизма хранит в себе множество тайн. С одной стороны, именно она и представляла собой пик мировой анти-традиции, выразившийся в стадном коллективизме пресловутых "гегемонов истории", где самым "прогрессивным" изобретением стала гулаговская машина по их утилизации. Но, однако, с другой точки зрения (которая должна обязательно присутствовать во всяком полноценном, неодностороннем исследовании), эта эпоха содержала в себе не меньше, а, быть может, даже и больше метафизически "позитивных" факторов. Подобно традиционным обществам, здесь также осуществилось преодоление истории, однако - уникальным образом: за счет ее предельного ускорения. Пафос "прорыва в новую эпоху" настолько превзошел сугубо историческую марксистскую схему "поступательного прогресса", что его вполне можно рассматривать с вневременных - мифологических позиций.

Любопытным соотносительным субъектом здесь может послужить фигура Тубал-Каина - библейского владыки огня и металла. Советская эпоха, "Железный век", буквально пронизана этим символизмом. С точки зрения Генона металлургия несет в себе подчеркнуто негативный смысл - как яркий символ предельного уплотнения мира и высвобождения неконтролируемых, тонких энергий металлов. Однако, с позиций сегодняшнего пластикового разуплотнения, момента, когда эти "инфернальные" энергии влились в эфирократическую стихию, порождающую контр-традицию, даже это "огненно-металлическое" взаимодействие видится неким чистым, глубоким импульсом, обнажающим границы бытия, еще не прикрытые мутной и непрочной пеленой "посткоммунистического общества".

Энергии какого преодоления здесь вспыхнули - сумел, на наш взгляд, ярчайшим образом показать талантливый поэт Алексей Гастев, гораздо более чуткий к свершавшемуся, чем "голос партии" В.Маяковский, и в этой чуткости сближавшийся как с "отцом футуризма" Томмазо Маринетти, так и, что парадоксально для "пролетарского поэта", с глубочайшими мистиками Средневековья. Вот отрывок из его "белого" стихотворения "Мы посягнули":

Мы не будем рваться в эти жалкие выси, которые зовутся небом. Небо - создание праздных, лежачих, ленивых и робких людей. Ринемтесь вниз! Вместе с огнем и металлом, и газом, и паром нароем шахт, пробурим величайшие в мире туннели, взрывами газа опустошим в недрах земли непробитые страшные толщи. О, мы уйдем, мы зароемся в глуби, прорежем их тысячью стальных линий, мы осветим и обнажим подземные пропасти каскадами света и наполним их ревом металла. На многие годы уйдем от неба, от солнца, мерцания звезд, сольемся с землей: она в нас, и мы в ней... Землею рожденные, мы в нее возвратимся, как сказано древним, но земля преобразится: запертая со всех сторон - без входов и выходов! - она будет полна несмолкаемой бури труда; кругом закованный сталью земной шар будет котлом вселенной, и когда, в исступлении трудового порыва, земля не выдержит и разорвет стальную броню, она родит новых существ, имя которым уже не будет человек.

Эта эстетика вполне соответствует алхимической Работе в Черном, Nigredo, предусматривающей активное, а не инерциальное исполнение традиционного архетипа, запечатленного в предании о "нисхождении Христа в Ад". И эта эстетика, нашедшая свое мощное выражение в авангардном искусстве начала Советской эпохи, внутренне предопределяла и обуславливала ее метафизический смысл и политическую миссию. Однако, впоследствии произошло полное разделение этих категорий: политика, основанная на "материалистическом" марксизме, с неизбежностью отдалялась от метафизики, что закончилось торжеством убогого "соцреализма" и гонениями на авангард, так и не успевший себя харизматически выразить.

* * *

Православная харизма в России безнадежно угасла еще задолго до 1917, не сумев в лице своих наиболее ярких представителей (Константин Победоносцев, Иоанн Кронштадтский и др.) предложить "волевому" царю и "вольному" народу исторически адекватной "формулы" сочетания их воль, кроме призывов к унылому, постному консерватизму. И, наконец, "Балда" нашел себе другую веру взамен той, которой его слишком долго и занудно учил "Толоконный лоб". Новой харизмой в России стала марксистская идеология, перевод которой на традиционный язык означает власть шудр, последнего из сословий, не обладающего никакой инициатической инспирацией. Однако, и они имели своих "брахманов", которые к ним не принадлежали, но идеологически подготавливали их власть.

Таким образом, отсюда видно, что, хотя советский режим и был совершенно анти-традиционным, он, тем не менее, как таковой, вполне вписывался в традиционную логику циклической деградации, как ее последний, вполне соответствующий своему историческому месту этап. Кроме того, даже внутренне он сам полностью повторяет все циклические пропорции периодов власти той или иной касты, если их условно передать как 4:3:2:1. Так, с 1869 по 1917 очевиден сугубо "брахманический", интеллектуально- теоретический этап - его начало надо соотнести с годом вступления в альянс тайных организаций двух крупнейших русских революционеров - Михаила Бакунина и Сергея Нечаева, стремившихся к радикальному и бескомпромиссному преодолению обветшавшего социального строя. Но абсолютизация марксистской идеологии следующими революционными поколениями прекратила этот период и превратила идею этого преодоления в обоснование сугубо профанической "научно-материалистической" диктатуры. Далее, с 1917 по 1953 - с момента Октябрьской революции вплоть до смерти "отца народов" - разворачивался второй, "кшатрийский", воинский и имперский этап Советской эпохи, политически персонифицированный в личностях Ленина, Троцкого и Сталина. Третий, "вайшьический", длился с 1953 по 1977 и характеризовался прогрессировавшим "торговым духом" - атрибутом именно этого сословия. И, наконец, с 1977 по 1989 - с момента принятия конституции, условно "дававшей" либеральные свободы, до момента, когда их реально "взяли" на первом съезде депутатов - протекал "потерянный" период "шудр из шудр" - предельной старческой дегенерации и всестороннего - от политики до эстетики - разложения "советского общества", что ныне пытаются остановить новым бальзамом.

На том, какова закономерная "формула" этого "мавзолейного бальзама", мы подробнее остановимся в следующих очерках. Но все же отметим, что советский период нельзя еще соотносить с "царством Антихриста" - поскольку он не претендовал на "сакральность", будучи тотально атеистическим, анти-традиционным. Контр-традиция начинается только после него, или, вернее, после него может наступить только контр-традиция. Одним из внешних проявлений этого процесса является нынешнее наполнение реальным смыслом границ между государствами СНГ, в которых и происходят контр-традиционные, "реставрационистские" процессы. Эти границы были проведены еще в самом начале Советской эпохи, когда они носили сугубо "формальный" характер, и мало кто догадывался об их "потенциальном" предназначении.

Таким образом, в циклическом контексте поражение советского коммунизма предопределено его местом - как последнего, "шудрического" этапа сакральной истории. В контексте же русской традиции оно вызвано полной рутинизацией его харизмы, атрофией "волевой воли" и скованностью "воли вольной", а также - закрывшей дорогу вперед тотальной абсолютизацией единственной победы в его истории (не считая самой Октябрьской революции).

* * *

Сегодня никто не обращает внимания на эзотерически важнейшее событие, произошедшее в 1941 году, во время немецкого наступления. Немцы так и не взяли Тулу, хотя обошли ее почти полным кольцом, а город оборонялся весьма слабо - все силы были стянуты к Москве. Это загадочное невзятие было куда более значимо, нежели официально воспетые оборона Москвы, Ленинграда, Сталинграда и т.д. Именно здесь окончательно остановилась и замерзла в снегах Свастика, профанированная в Третьем Райхе. Мы полагаем, что она столкнулась здесь с незримой вспышкой аутентичного гиперборейского духа. Генон указывал, что топоним Тула встречается "от центральной Америки до центральной России" и "без сомнения, можно предположить, что каждая из этих областей в какую-то более или менее отдаленную эпоху представляла собой очаг духовной силы, являвшейся как бы эманацией власти изначальной Тула".

Таков лишь один факт эзотерической истории Второй мировой войны, способный объяснить многое и в ней самой, и во внешнем течении событий в Советском Союзе и Третьем Райхе. Видимая победа первого, "не вместившего" подобное знание о ее причинах, обернулась неминуемым историческим поражением и распадом. Как не мог не проиграть и Райх, узурпировавший и извративший гиперборейскую духовность.

Но все же в обоих режимах успели прозвучать поразительно сходные мотивы преодоления "кризиса современного мира". Мифологизм Райха, обращенный к вотанической космогонии, прямо соответствовал лозунгу "Да здравствует Золотой Век!", который 7 ноября 1918, в годовщину Революции, несли петроградские демонстранты. На первых советских деньгах изображалась Свастика, которой тогда явно никак нельзя было приписать "нацистского" оттенка. Затем в Советском Союзе все это было погашено и профанизировано, и наконец красная Звезда (хранившая в силу своей единственности символику Полярной) окончательно сомкнулась со множеством американских желтых, от чего и потеряла свой смысл.

* * *

Советская эпоха обладала еще одной глубокой тайной. Речь идет о возникновении в ее контексте специфически атеистического мировоззрения русского народа. Сам "отрыв" от инерциального наследия православной традиции произошел гораздо более резко, нежели постепенная секуляризация западных обществ. Но после этой анти-традиционной стадии, в точке контр-традиции, когда внешние, экзотерические атрибуты религии усиленно "реставрируются", именно в России атеизм парадоксальным образом обретает нонконформистский характер. На фоне хлынувшей ныне и массово пропагандируемой сугубо моралистической, уже инверсионной "религиозности" (основанной, по О.Вайнингеру, на "женской вере в другого"), последовательный атеизм способен превратиться в альтернативную ей, подлинно духовную, волевую "мужскую веру в себя". (Речь идет, конечно, не о внешнем, индивидуальном "я", ничтожном с точки зрения Традиции, но о "Я" внутреннем, сверх-индивидуальном, "небесном", являющемся ее "земным" центром.) Именно об этом - о проявлении Духа далеко не в прежних экзотерических формах - и говорится, на наш взгляд, в Третьей Книге Ездры: "Предам домы ваши людям грядущим, которые, не слышавши Меня, уверуют, которые, хотя Я не показывал им знамений, исполнят то, что Я заповедал, не видевши пророков, воспомянут о своих беззакониях. Завещеваю благодать людям грядущим, дети которых, не видевши Меня очами плотскими, но духом веруя тому, что Я сказал, торжествуют с весельем. Итак теперь смотри, брат, какая слава, - смотри на людей, грядущих с востока." (1, 35-38)

* * *

Мы полагаем, что адекватное понимание советского коммунизма как особой исторической эпохи немыслимо без тотальной ненависти к его внешним формам, которые все до одной первертны и уродливы, и - уважения, а может быть даже и любви к его внутреннему, таинственному смыслу. Тот же, кто, напротив, конформистски принимал, и даже любил ублюдочныйсовдеп, абсолютизировал его внешнюю сторону, но не понимал его глубинную суть, не поймет и того, почему в русской национальной психологии сегодня одновременно усиливаются ностальгия по СССР и стремление окончательно вытравить "совок".

В осмыслении этого парадокса трудно не согласиться с точкой зрения философа и аналитика Глеба Павловского, изложенной в его статье "Слепое пятно. Сведения о беловежских людях" (в Хрестоматии нового российского самосознания "Иное"): "Если считать, что Октябрь пресек государственную и связанную с ней культурную традицию Первой Империи, естественно вытекает - и охотно используется - презумпция раскола, будто бы все культурно содержательное в советские времена было "катакомбным модусом российской культуры", как бы второй культурой, противопоставленной первой, с нею не связанной. Но едва ли нам удастся обойти сложные случаи - ту же советскую школу, с Толстым и Пушкиным на фронтоне, Пастернака и Платонова, вполне советских и в то же время природных для русской речи. Русская катакомба семьдесят лет сосуществовала с большевицкой безбожной властью, учила ее детишек да своих отправляла в ту ж единую школу. Послевоенный советский мир восстановил русскую непрерывность в поколениях 40-х - 60-х. После этого СССР можно было защищать как Россию, и это не было враньем: след шел в след, слово в слово. И обетованную Россию советский крамольник чаял в международно признанных границах СССР - только в них, не в "рэсэфэсэре" же было катакомбно ею бравировать..."

Сегодня уже можно предположить, что советский коммунизм в контексте своего времени, "в микроцикле", соответствовал астрологической "эпохе Лося", "эпохе Прошлого", "Золотому Веку", живущие в котором так вовсе не считают, потому что он проходит незримо и не там, на что все обращают внимание. После него должна была начаться "эпоха Быка", "Настоящее", но - оно так пока и не настало. И не настанет, пока тайна "Лося" не будет раскрыта во всем ее полном, интегральном объеме. Пока же, как пророчески писал Д.Мережковский, "русский коммунизм, оледенелая глыба войны, медленно тает под солнцем европейского "мира": когда же растает совсем - рухнет на Европу."

(1) Заметим попутно, что может быть, именно по причине своей склонности "доводить все до предела", русские никогда особо не акцентируют столь же материальный вопрос о "чистоте крови". Поскольку "брутальная" постановка этого вопроса способна взорвать изнутри особую, полиэтническую структуру самого русского народа. И тем, кто сознательно стремится к этому, следует помнить, что этот "взрыв" разнесет вдребезги и все рамки, предписываемые либеральной "политкорректностью". (в текст)

Назад|Вперед