В России словно бы пересеклись и обнажились наиболее существенные моменты эзотерической истории человечества, скрытые или замутненные в других цивилизациях. Во-первых, это само рождение русской цивилизации под северным, варяжским влиянием, что уже априорно ввело Россию в непосредственную близость к изначальному гиперборейскому Откровению. Отсюда, заметим попутно, и последовала соответствующая интеллектуальная глубина древнеславянской "языческой" (1) метафизики. Во-вторых, именно в России, и во многом как раз благодаря этому северному влиянию, укоренилось Православие - наиболее традиционная и метафизически глубокая ветвь Христианства. Далее, именно то великое географическое пространство, которое занимает Россия, традиционно соотносилось с Heartland'ом, "сердцевинной землей", по выражению английского геополитика Хэлфорда Макиндера, и всегда играло соответствующую себе роль в глобальном историческом процессе. Но чрезвычайно показательно, что это условно "северо-восточное" пространство сопровождается и максимальной духовной напряженностью. Так, с северо-востоком, с одной стороны, соотносится дева-лока, "место богов" индуистской традиции, здесь же находится и один из топонимов, восходящих к сакральному гиперборейскому центру Туле, а с другой - именно на территории России располагаются три из семи мировых "башен Сатаны", таинственного и зловещего атрибута эзотерической истории. И не поэтому ли России суждено было фактически "замкнуть" цикл традиционного исторического нисхождения в кастовом плане, концентрируя сегодня, после падения "шудрического" коммунизма, в своем же опыте всю тревожную неопределенность глобально наступившего этапа контр-традиции?
Однако, в отличие от современной неопределенности, русская традиция изначально ориентировалась на абсолютное метафизическое качество - бесконечность. Это прекрасно показал Юрий Мамлеев на примере "эзотерической символики русской матрешки... - каждая открываемая матрешка еще не есть конечная суть России". Ориентация на бесконечность прямо связана с инаковостью по отношению к остальному, этому миру - ср. выражение Андрея Белого о том, что "в русских пространствах таятся иные пространства". И такая инаковость - уже не земного происхождения, она "не от мира сего", она даже выше и значительнее признанных сакральных атрибутов, перед нею "не надо рая" (Сергей Есенин), она вся устремлена к Абсолюту. Отсюда - удивляющая рационалистов доктрина "Вечной России", отсюда - поражающее конвенциональных философов упорство русской мысли в поиске сути России, непрестанное "русскоискательство", которому нет никаких аналогов в мире (французская философия, к примеру, занята вовсе не "франкоискательством").
Ясно, что такое, казалось бы, интравертное, погруженное в себя русское мировоззрение, всегда вызывало недоумение и даже подчас агрессивное непонимание у "трансцендентно мыслящих" метафизиков Запада. (Даже Генон, с его очевидным предпочтением "восточной созерцательности", не обращал особого внимания на русское "духовидение".) Однако, за этой внешней "имманентностью" русских духовно- интеллектуальных поисков на деле вскрывается куда больший "трансцендентализм", чем тот, которым была одержима европейская мысль в современном мире, всегда абсолютизировавшая нечто реальное - то "мировой разум" (Гегель), то "чувственный опыт" (Локк), а то и вовсе "материальное становление" (Маркс). Прорыв русского мировосприятия за эти рамки прекрасно понял Фридрих Ницше, посетовав однажды: "Я обменял бы все счастье Запада на русский лад быть печальным." Ведь печаль - по Нереальному Абсолюту - и есть стержневая характеристика этого мировосприятия, исторически проявлявшаяся и в мудром молчании православных старцев, и в романтико-эпическом симфонизме русской музыки, и в символистской поэзии Серебряного века. Вообще, условно говоря, "понять Россию" (или, по крайней мере, приблизиться к этому "пониманию") - доступно, на наш взгляд, только людям поэтического склада.
Русское мировоззрение по природе своей трансобъективно, оно не останавливается на каких бы то ни было "объективных" - интеллектуальных, эстетических или исторических - достижениях. Но вместе с тем, оно далеко не совпадает с простой инерцией. Напротив, русская мысль - даже в самых своих "западнических" проявлениях (Чаадаев) - всегда отличалась известным нонконформизмом по отношению к исторически мельчавшим "абсолютам" западной философии. И при всей своей внешней "самозамкнутости" она ориентировалась на глобальные вопросы, ставя и разрешая их в контексте собственной традиции, что только углубляло их возможные решения, не давая замкнуть их в достаточно однообразной "европейской культуре" современного мира. Таким образом, можно сказать, что сама русская традиция со своим метафизическим содержанием и мифологическим мышлением преодолевает интеллектуальную энтропию современного мира. В этом преодолении и состоит одна из главных черт загадочной русской избранности.
Однако, в ходе неминуемого исторического нисхождения, и само русское мировоззрение встречает все больше контр-традиционных подделок на себя. Речь идет, в частности, о том, что за "русскую мысль" пытаются выдать банальнейший в мировом контексте консерватизм, "украшенный" всевозможными фольклорными атрибутами. "Классическим" примером нелепости этой попытки явился тот забавный исторический факт, когда славянофил Константин Аксаков разгуливал по Петербургу в своем "истинно русском национальном костюме", а народ на улицах принимал его за "персиянина". Этот партикулярный консерватизм некоторые идеологи и противопоставляли всему остальному миру как русскую "особость", хотя в действительности нельзя было найти ничего более далекого от истины, которая состоит именно в глобальности мистической миссии России. Абсолютизируя же те или иные сменяющиеся национально-исторические явления, можно лишь затмить эту изначальную миссию, что, увы, и происходит сегодня. И подобная абсолютизация есть не что иное, как тотальная инверсия самой русской традиции, некогда устремленной к Абсолюту, а сегодня ограничиваемой совершенно различными силами в угоду собственным временным интересам. Этот процесс лишения России ее эссенциальной, "сердцевинной" сущности (а, согласно некоторым мистическим доктринам, Россия являет собой "Сердце Мира") и приводит к возникновению контр-традиционной пародии на нее, которую мы называем Анти-Россией. Анти-Россия может проявляться в любых экзистенциальных контекстах - от религии до политики, от нео-спиритуалистских сект до экономики - но ее характерная черта всегда состоит в стремлении ограничить русскую трансобъективность и полностью ввести Россию в контекст мирового контр-традиционного процесса.
И о том, какое место в этом процессе может занять Россия, как географически и исторически особая страна, но абсолютизировавшая себя как таковую, лучше всего говорят слова такой глубоко ангажированной в нео-спиритуализм мадам, как Тамара Глоба: "Переход из эпохи Рыб в эпоху Водолея - возврат былой славы, традиций и знаний России... России предстоит стать не только ареной борьбы и подарить миру человека будущего, но и встретить Спасителя, Нового Спасителя Мира. Мировоззрение, которое он принесет, станет основным Законом Жизни на Земле, Законом человечества. А пути ему будут подготовлены заранее."
Это "пророчество" не только мрачновато перекликается с эпиграфом
Генона ко всей нашей книге. Оно показывает тотальное непонимание
неповторимой, безвозвратной сути русской традиции, превосходно выраженной
великим поэтом мысли Василием Розановым: