С наибольшей наглядностью эти процессы происходят в точке безвременья контр-традиции. Человечество, создавшее своими руками техноцентрическое царство эфирократии, а затем попавшее к нему в зависимость, полностью "отключается" от духовных влияний и "включается" в изнурительное состязание с машинами. Американский исследователь Олвин Тоффлер в своей книге "Столкновение с будущим" ярко показал неизбежность и описал характерные черты этого "состязания": поскольку машины все более вытесняют человека из экономики, он вынужден, чтобы чем-то себя занять (или, как говорят левые, "сохранить рабочие места"), выдумывать и создавать все новые потребности и "мелочи жизни", которые машины производить "не умеют". Пока "не умеют". Эта никуда не ведущая гонка в "беличьем колесе" низводит, наконец, человека на уровень исключительно животных инстинктов - потребления, размножения и борьбы за выживание.

Если в традиционном мире животные служат человеку, являются отражениями тех или иных его экзистенциальных характеристик (о чем свидетельствует огромное множество эзотерических и мифологических преданий, а также символика бестиариев), то утрачивая свою интегральную, центральную, царственную роль в природе, человек сам становится на службу "животному в себе".

Но время "самодрессировки", сделавшей из человека нервное, суетливое существо, тратящее всю свою жизнь на достижение тех или иных фетишей, ныне уже постепенно сменяется "успокоением" в царстве максимального "комфорта". Современная экономика, ориентированная на "предельное удобство и полезность", производит все большее количество товаров и услуг, не требующих от человека интеллектуальных и физических усилий, а также передвижения. Человек, подобно растению, обретает неподвижный способ существования. Но если традиционно растительный мир воплощает собой "вертикальную" ориентацию, то современная человеческая "неподвижность" (формально подобная брахманическому созерцанию, но сущностно совершенно пустая, либо же наполненная нео-спиритуальными суррогатами) символизирует, напротив, тотальную победу инерции над преодолением, самодовлеющее воспроизводство одного и того же и медленное, постепенное "окаменение".

Все это достигается, однако, за счет небывалой агрессии по отношению к природному миру. Во имя своего "предельного комфорта" человек буквально искореняет и уничтожает естественную экологическую среду вокруг себя - производство все мельчающих безделушек требует переработки нарастающего количества сырья. Фридрих Энгельс был совершенно прав, когда утверждал, что "все новые человеческие вторжения в природу неизбежно заканчиваются тем, что она дает ответ, несопоставимый с позитивными результатами этих вторжений". И уже сегодня можно наблюдать, как "авангард" этого "вторжения" - пролетариат - сам внутренне превращается в то, что он некогда считал своим "оружием". Но традиционно каменная статичность не является еще последним шагом этой инверсии. Сознание человека "пост-пролетарской эры" вновь, как кажется, обретает "динамичность", образуя хаотические броуновские вихри вокруг той ничтожной силициумовой песчинки, из которой, как известно, сделан микропроцессор.