Когда-то Амета (буквально "черный"), один из первых героев, убил на охоте вепря, на клыке которого висел первый в мире кокосовый орех. Напомним, что вепрь, кабан, согласно индуистской традиции, является символом всей нынешней Кальпы (Швета-Варахи-Кальпа - "Кальпа Белого Кабана"). Кроме того, согласно Рене Генону, именно Кабан является первоначальным гиперборейским символом, которому только впоследствии на смену приходит астрологический символ Большой Медведицы, где, как известно, ныне и располагается Полярная Звезда. Слово Варахи этимологически непосредственно связано с именем Борей, названием варяги, и вообще несет в себе смысл изначальной духовной власти (в кельтской традиции).
Итак, после удачной охоты Амета посадил этот орех в землю и из него через шесть дней (число творения в некоторых традициях) взошла пальма. Амета полез на нее, чтобы достать цветы, но случайно порезался и капля его крови попала в завязь одного из цветков. Еще через девять дней из этого цветка появилась маленькая девочка, которую Амета назвал Хаинувеле ("стебелек кокосового ореха"). Она обладала способностью создавать блага и драгоценности. Люди постоянно танцевали вокруг нее по спирали, а она находилась в центре круга и одаривала танцующих. Все это - от известных метафизических символов (центра и спирали) до священных даров, соответствующих Традиции, - еще восходит к полноте мифологического бытия Золотого Века.
Но впоследствии ставшие завистливыми люди убивают Хаинувеле и затаптывают ее. Из ее тела растут уже совершенно обычные, а не волшебные корнеплоды, которыми она когда-то угощала это племя. Амета проклинает людей и обращается за возмездием к богине смерти Мулуа Сатене. Та заставляет пройти к себе людей, до сих пор бывших бессмертными, через ступенчатый спиралевидный лабиринт, и тех, кто сумел его пройти, превращает в обычных смертных людей, а тех, кто не смог, - в зверей или низших духов.
Таким образом на Земле полностью заканчивается мифологический период
Золотого Века, сменившийся с тех пор профанической историей, главными
чертами которой являются смертность и, вследствие ее, погоня за
нескончаемым плодородием. Мифы вытесняются сонной инерцией абсолютизируемых
фетишей. Так и наступает эпоха иллюзий и страха перед их отменой, вполне
заслуженная людьми и не менее заслуживающая сама быть когда-нибудь отмененной.
Первой из них является мифологическая идея конспирации и заговора, представляющая собой, по его точному замечанию, своего рода "расписку в политической несамостоятельности". А подобное "чувство несамостоятельности" является ярким отражением именно феминистической, пассивной, инверсивной мифологии. Но, кроме того, его опасная, связанная с низшим психизмом, функция состоит в том, это чувство, относимое сначала к нации, государству, цивилизации и т.д., в конечном итоге обрушивается внутрь самого "разоблачителя". Приводя тем самым к печальным последствиям для целостности его интеллекта, всецелая "сдача" которого мифу о всеобщем заговоре незаметно оборачивается подозрительностью к своим собственным мыслям и интересам.
Следующим примером сугубо современной политической мифологии является надежда на приход спасителя, напрямую преемствующая мессианский инверсивный миф. Но показательна ее дальнейшая деградация - если мессианизм еще носит какой-то "сакральный" характер, то профаническое общество уже готово считать своим "спасителем" какого угодно многообещающего и "доброго" политика.
Далее, в контексте этой мифологии окончательно извращается и понятие о Золотом Веке, чертами которого начинают наделять политические режимы более или менее отдаленных исторических эпох. Зачастую этот псевдо-миф переплетается и с идеей заговора, приводя к появлению известных в политической психологии самозамкнутых комплексов бессознательного, наподобие тех, что все эти "золотые века" непременно разрушаются некими злостными "заговорщиками", бороться с которыми надо "возрождением" этих "старых добрых времен".
И, наконец, венцом подобной псевдо-мифологии является идея единства - политического, социального, национального, культурного и т.д. Именно этот миф исповедуют и апологеты современного либерального мондиализма, построения "нового мирового порядка", и некоторые его архаические противники. Желающие, в сущности, одного и того же - некоего экзистенциального единообразия, предсмертных сновидений о счастливой, полезной и бессмысленной жизни...