Итак, "первым типом вагинально инспирированных мифов является миф об абсолютном приоритете Великой Матери - родительницы всего сущего". Рене Генон, также затрагивая эту проблему, писал, что возникновение этого псевдо-мифа относится к началу Кали-Юги, то есть ко временам, чрезвычайно уже отдаленным от Золотого Века, Сатья-Юги. А современный традиционалист Евгений Головин делает следующее заключение: "Катастрофическому падению самоценности мужского начала в немалой степени способствовал иудео-христианский мифологический симбиоз, когда солнечные боги были объявлены бесами, фаллическое начало - греховным, женщина - перлом творения. Тогда и начался распад патриархальной культуры".

Очевидно, что этот контр-традиционный миф мог появиться лишь при тотальной инверсии самого мифологического сознания, в котором женское, лунное, пассивное начало не просто достигло равновесия с мужским, солнечным и активным, но даже сумело возвыситься над ним. Традиционно мужское и женское начала (Ян и Инь в дальневосточной традиции) составляют вполне нормативную метафизическую двойственность, с ее ясной иерархией и взаимной необходимостью, в которой мужское начало соответствует центру, а женское - периферии. Попытка установить "равнозначность" между ними уже становится девиацией, которая с неизбежностью перерастает в субверсию. Так, от признания "равнозначности" первопары богов Урана и Геи древнегреческая мифология дошла до утверждения, что Уран порожден самой Геей. Из подобной же субверсии, кстати, следует и известная "ересь богородичников" в Православии, поклоняющихся Деве Марии как самостоятельному божеству, подчас превышающему даже самого Христа.

Если мужское начало традиционно соотносится с Небом и качеством, то женское - с Землей и количеством. (2) Поэтому сам образ Женщины как Матери (или как Великой Матери - персонажа теогонических мифов), вполне традиционен и оправдан. Но инверсия этого образа происходит в тот момент, когда ей отдается "абсолютный приоритет" и происходит забвение о Великом Отце. С этого момента и начинается глубоко контр-традиционный культ необузданного количественного плодородия, все далее уводящего от подлинно качественной, восходящей, преодолевающей ориентации. Земной мир замыкается сам в себе и в конечном итоге превращается в лишенный всякого смысла инерциальный поток становления все новых и новых иллюзий... Поясним, во избежание недоразумений, что инверсивной тенденцией является не само плодородие как таковое, а - именно его абсолютизация, превращение в самодовлеющий "смысл жизни".

Поэтому фигура той Великой Матери, которая достигла "абсолютного приоритета", в сохранившихся традиционных мифах всегда наделялась отчетливым инфернальным смыслом. Такова мрачная и страшная Кибела, фригийская "Великая мать богов", владычица нескончаемого плодородия. В мистериях, связанных с ее культом, неофиты оскопляли себя, приходя в безумный восторг и экстаз перед ее могуществом. Но в ее абсолютизированном плодородии отсутствует любовь, точнее, это чувство безраздельно подчинено регулированию земного воспроизводства. И она враждебно относится к не зависимой от него любви, губя нарушившего запрет юношу Аттиса и влюбленную в него нимфу. Таким образом, некогда активное, уникальное и свободное мужское начало окончательно стирается и порабощается темной властью самодовлеющего размножения.

Но чисто матриархальные мифы впоследствии сменяются псевдо-патриархальными, в которых происходит иллюзорная видимость "реставрации" мужского начала. Это и есть завершение инверсии. Теперь Мужчина уже подчинен женской  природе не прямо, но косвенно, однако, ничуть не менее, но даже более крепко. Теряя изначально мужскую - небесную, солнечную и духовную ориентацию, он "наверстывает" ее за счет подчеркнуто земного гипер-фаллицизма, который, тем не менее, в сущности, становится еще более зависимым от женского начала. Один из крупнейших традиционалистов ХХ века Юлиус Эвола был приверженцем подобной, "имперской" мифологии, сторонником "более мужественного" мифа, чем прежняя "жреческая духовность". Однако, как указывал Генон, Эвола не замечает того факта, что именно в эту "имперскую" эпоху сама духовная сфера переходит в женские руки - у кельтов вместо жрецов-друидов появляются жрицы-друидессы, тогда как роль Мужчины все более ограничивается чисто земной реализацией, пока она не станет для него "абсолютной". Если традиционно не только земная, но и субтильная, психическая сфера соотносилась с женским началом (отсюда понятие Мировой Души, Anima Mundi), то впоследствии и понятие Духа в некоторых традициях обретает женский род. Таким образом и происходит полная перемена местами мужского и женского начал по отношению к  Небу и Земле, приводящая, в частности, к результату, великолепно описанному Отто Вайнингером: вместо раскрывания божественного начала в себе, Мужчина впадает в типично "женскую" религиозность - "веру в другого".

Таковы окончательные "плоды Кибелы". Но все же они произрастают только тогда, когда изначальный, божественный, андрогинный синтез мужского и женского начал - Любовь - исчезает либо вырождается в некую "усредненность", способную лишь плодить на земном уровне тех, кого М.Серрано называет "извращенными гермафродитами". Подлинный андрогинат, напротив, обозначает такое недвойственное сочетание радикально-мужских и радикально-женских тенденций, в результате которого рождается "третье" - уже чисто небесное, трансцендентное мужество, символ Бога-Сына и Абсолютной Любви. "Естественное расторгается ради сверх-естественного, а не заменяется противоестественным," - писал об этой Любви Преп. Иоанн Лествичник. В сущности, Абсолютная Любовь тождественна обожению, потому что сам "Бог есть Любовь" (1 Ин., 4,8). Абсолютность этой Любви включает в себя и любовь к тому, что кажется ее "противоположностью" - любовь к Смерти. Последний и главный подвиг великого Геракла - это его добровольная смерть в "нессовых одеждах" страстной земной любви. И только сквозь эту смерть он, наконец, восходит на Олимп и преодолевает довлевшее над ним владычество богини Геры.

Сама Майя не противостоит реальности, но может превращать ее во множество иллюзий, подменяя метафизическую ориентацию космической игрой (лила). (Преп. Исаак Сирин определял эту "игру" формулой: "Мир есть обман чувств".) На преодоление этого способно лишь исключительное мужское божество - Калки, десятый аватара (воплощение) Вишну, "воин с мечом на белом коне", приходящий победить Кали-Югу.

Согласно Пуранам, Калки во время своих эсхатологических битв встречает Майю, но узнает в ней черты своей возлюбленной жены, Лакшми, богини счастья. К концу цикла некогда прекрасная Лакшми неумолимо превращается в Майю. И теперь она уже сковала своим взглядом, подобным взгляду Медузы Горгоны, все войско Калки. Однако, узрев своего божественного мужа, самого Вишну, она растворяется перед ним.

Чары Майи рассеяны! Калки уничтожает Кали-Югу и устанавливает новый Золотой Век. Золотой Век следующего цикла, каждый из которых заканчивается царством Майи... 

(2) Можно отметить, что только в египетской мифологии, напротив, олицетворением Неба служит Женщина (Нут), а Земли - Мужчина (Кеб). Это связано с тем, что египетская традиция представляла собой продукт крайнего упадка и разложения более обширной - атлантической традиции, на чем мы заострим внимание далее. (в текст)