Москва = Китеж

Становится общим местом обливать теплым поносом Москву, как конкретное территориальное образование. Становится продвинуто источать скудные выделения на Москву, как на политический символ новой России. Становится интеллектуально подвергать жесткой деконструкции Москву, как исторический миф. Да, пожалуй, она этого заслужила. И как нынешний быдлячий Давилон, и как прошлый эпицентр вселенского тоталитаризма. Такова ее судьба.

Но что можно противопоставить ей в качестве конкретного жизненного выбора. Если твои родители, а затем и ты родились и выросли в этом городе, и территориальная идентификация твоя глубоко укоренена в этих кристально чистых образах Кремля, Коломенского и Новодевичьего (об этом и поговорить не с кем: в лучшем случае – не поймут, в худшем - обидятся). Их отражение в глубине сознания человека, родившегося здесь и прожившего всю свою и сознательную, и бессознательную часть жизни, никоим образом не затемняется ни сегодняшним черножопо-неоновым бабай-маркетом, ни вчерашней перестроечной помойкой на улицах, ни позавчерашним советским и царским тоталитаризмом, который сам по себе представляется как туманные чудовища, образуемые облаками публицистики и журналистики (все это слишком преходяще). Если родина это понятие конкретное, а не конвертируемое в валютных коридорах ливерализма (где колбаса, там и родина, но так случилось, что где родина, там и колбаса), то попадаешь в крайне затруднительную ситуацию. То, что сейчас вокруг тебя - это не Москва. Но можно ли найти родину, где либо в другом месте, даже если там по определенным, пусть даже и нематериальным (исключительно духовным) критериям лучше. Переехав даже в самый что ни на есть исконно традиционный к-рай, все равно, то место, которое осталось как отпечаток в душе, не может быть найдено. Там, где оно было, его уже нет. Там, где его не было, его не найти. Получается, что предаешь свою родину, пусть даже и во имя более высоких, сверх-колбасных идеалов (а в чем собственно говоря задница, т.е. разница?). Нельзя найти Китеж где-то исключительно вовне. Он есть личностная проекция территориальных образов русской исторической судьбы в архетипическом слое души каждого. Китеж – это интимная связь (не явная) индивида с топосом. Китеж - это и индивидуально-разное и вселенско-единое пространство одновременно, это есть родина как в личностном, так и в общественном смысле, и поэтому это есть родина как во внутреннем, так и во внешнем плане. 

Перейдем к данному паралогизму прикладной москвософии. Разве можно искать Китеж в виде конкретного материально-географического проявления, в местах его наиболее, так сказать, явного присутствия. Северо-северо-запад России, как никакой другой регион, сохранил исторические знаки Китежа. Но в том то все и дело, что чем больше мы ищем Китеж в общедоступной, однозначно понятной явленности, тем дальше мы от него уходим. Чем больше похоже то или иное материальное место на наши представления о Китеже, тем больше оно противоречит самой природе Китежа, как незримого, без-местного места. Ведь нельзя же рассматривать Китеж как место сбора неких традиционалистских юнитов (можно сказать и юннатов), эдаких хоббитов только на несколько иной лад, одевающих кафтаны, крестящихся двумя перстами, или (а возможно и/или, но это уже более продвинутая публика) читающих стихи Клюева в качестве исповеди пред землей-матерой в ночь на Ивана Купала. Это все слишком формальное понимание традиции. Театр да и только. Что-то даже есть общее с советским комсомолом. Идеалы, бутафория, энтузиазм, а внутри – пустота. Как раз таки подобный неофитский раж свидетельствует о том, что до человека пока еще что-то не дошло. Но не будем судить и бросаться нравоучениями. Все же представляется целесообразным понимать традицию иNаче. Раз Китеж незрим, то и искать его надо в месте наименее подходящем для его проявления. Вы угадали, в Москве. Что же еще может быть более противоречащим Китежу? Что же может быть более противоречащим внеисторической традиции нежели явленная современность, воспевающая культ бакса и секса?

Таким образом, мы обретаем Москву в качестве центра традиции. Да нет, не традиции Московского Царства, хотя само по себе это и не плохо, и даже интересно порассуждать на эту тему, и не традиций Святой Православной Руси, и это само по себе почти спасительно, и даже не как центр музейного восприятия традиции (в этом конечно никто из традиционалистов себе не признается, но не будем настаивать, серьезных людей переубедить сложно). Традиционализм Китежа как раз и проявляется в этой самой грешной современности, и пост-современности. Китеж жив. Реально жив. Это не экспонат, реанимируемый на театрализованных шествиях фольклорных праздников под звон гуслей и мерное покачивание хоругвей. А жизнь – это и есть самая гнусная, самая грязная бешеная московская современность (она существует везде, только в Москве она в преизбытке). Не все что блестит, то золото. Как раз наоборот. Где очевиден недостаток, там то и ищи избыток. Где царствует грех, там изобилует благодать. Поэтому не будем мешать паладинам традиции разносить звездную пыль на своих сапогах по бескрайним просторам географического севера. Ведь они ищут мертвые останки легенд. А нам дороги ростки на гниющей органике жизни. Некрофилам сложно понять копрофилов (еще один великий раскол в традиционализме). И Север, и Китеж живы. И они живы в Москве. Они и есть Москва. Надо только взглянуть по ту сторону явных знаков.

И вообще если наше царство не от мира сего, так что же мы в мире этом ищем нечто менее непохожее на этот мир. Мир он везде одинаков по сути. Везде тот же самый обман и лживая прелесть майи. Так лучше же пребывать там, где эта лживость наиболее очевидна, а не там, где в умиротворенном превыспреннем восторге мы забываем, кто есть князь мира сего. Лучше пусть сама атмосфера каждый миг говорит нам о том, где мы живем. Не зря же йоги предавались медитации в шумной толпе, юродивые творили умную молитву на торжищах, а монахи для искоренения блудного беса шли томить его в публичные дома.
 

PS. Сегодня необходимо все духовные истины излагать на языке современности, на языке рекламных слоганов, на языке бизнес-планов и учебников по экономиксу и менеджменту. Поэтому завершим нашу исповедь кратким резюме:

Китеж это есть Москва, а Москва это Китеж, потому что:

*Китеж есть неосязаемый архетип исторической родины, а моя личная родина – Москва, а Москва – есть обобщенный образ общественно-исторической родины русской цивилизации;

*Китеж не может быть найден как место своего явного и однозначно выразимого присутствия, неявленность Китежа означает необходимость искать его в месте наименее вероятного своего присутствия (= наиболее вероятного своего отсутствия), т.е. в Москве;

*Китеж как образ живого присутствия традиции в современном мире наиболее очевидно обретается в Москве, как месте наиболее зримого пост-современного смешения и наиболее плотного сосредоточения анти-традиции, т.е. Москва = Китеж – столица постмодерн-фундаментализма.

*Что-то про йогов, юродивых и монахов с проститутками.

Там на реках иорданских, так сидели и плакали:
Москва, Москва,
Слава тебе, Город, побивающий пророков, взрывающий святыни и восстанавливающий храмы,
Сколько раз я хотел собрать разбросанные камни твоей пассионарности, как мудрый каменщик собирает свою паству под крыльями черного клобука своего.
Блудница, сидящая на потоках многих,
Два сосца твои – как двойни молодой серны, пасущиеся между лилиями,
Округление бедр твоих, как ожерелье, дело рук искусного художника,
Живот твой – круглая чаша, в которой не истощается ароматное вино жизни,
Чрево твое,
О, чрево твое,
Ворох пшеницы, обставленный лилиями,
Москва, Москва,
Облеченная в порфиру и багряницу крови, пролитой на стегнах твоих,
Украшенная золотом, драгоценными камнями и жемчугом мытниц и меновниц твоих,
На челе твоем начертана тайна великая.
Темна вода во облацех воздушных.
Сие неизъяснимо.
О, третий Рим,
Золото куполов твоих сияет на фоне кровавых полотнищ,
А восьмиконечные звезды твои украшают партбилеты и милицейские погоны.
На свет неоновых огней твоих слетаются херувимы,
За карточными столами твоих казино резвятся серафимы,
Сами сефироты сидят за столиками МакДональдса и с аппетитом поедают свинные бифштексы чизбургеров,
Ангелы стучатся в стеклянные двери твоих ресторанов и баров,
Мистики и святые воспевают глубины твоих высот с эстрадных высот Эмпиреи,
В шелке борделей твоих воспаряют бодхисатвы и девственные гурии,
А на огненных колесницах шествуют жрецы и фараоны.
Здесь богословы и посвященные великомудрствуют в федеральных собраниях,
А йоги достигают сатори на дискотеках и в ночных клубах.
Благая весть струится водой живой, словно мед из уст Шивы, с рекламных плакатов твоих,
Заповедные мантры возглашаются в котировках ценных бумаг.
Царь царей удерживает плотину благословения, духом своим заслоняя натиск Гогов и Магогов,
Сам Пророк восседает на вершинах финансовых пирамид и банков,
А в совете директоров сидит Святая Троица.