Однако, что касается аспекта "популярности", как правило связанного с вульгарной обыденностью (к слову заметим, что термины "вульгарный" и "популярный" почти синонимичны в своей основе), то он служит ни чем иным, как инициатической "маской". О таких "масках" известно, что посвященные, и особенно наиболее высоких степеней, охотно смешиваются с обычными людьми, вплоть до того, что ничем не отличаются от них внешне. Здесь надо вспомнить весьма строгую и последовательную практику розенкрейцеров, предписывавшую им всегда говорить на том языке и носить одежду тех народов и социальных групп, среди которых они жили, и более того - подчинять свой образ действий "общепринятому" в них. Это можно конечно счесть лишь средством остаться незамеченным среди профанов, которые не придают значения иным вещам, но здесь есть и некоторые более глубокие причины. 

Следует обратить особое внимание на то, что о народе здесь речь идет в самом широком смысле, а не только в том, который ему привыкли придавать на Западе термином "средний класс", откуда это тождество разошлось по всему миру. В странах исламской традиции говорят, что когда духовный полюс (Qutb) должен проявиться среди обычных людей, он часто принимает вид нищего или бродячего торговца. Такое сближение не случайно - именно подобным категориям народа при определенных обстоятельствах может быть доверено хранение истин высшего порядка, которые иначе рискуют быть просто утраченными. И хотя понять эти истины они, конечно, не в силах, но вполне способны их надежно хранить и передавать - скрытыми под такой более или менее грубой маской. В этом, кстати, и состоит реальное происхождение и истинный смысл всякого "фольклора" и особенно так называемых "народных сказок". 

Здесь может возникнуть вопрос: возможно ли, чтобы элита, и даже - наиболее высокая часть элиты, нашла бы как для самой себя, так и для идей, законным хранителем которых она является, наилучшее пристанище в той самой среде, которую многие привыкли пренебрежительно именовать "простонародьем"? То есть именно среди тех, кто кажется ее полной противоположностью. Это выглядит каким-то парадоксом, если не сказать грубым противоречием. Однако мы собираемся показать, что в действительности все обстоит иначе. 

Народ, по крайней мере, пока он не подвергся "искажению" (за которое, впрочем, он нисколько не ответственен, так как сам являет собой в высшей степени "пластичную" массу), соответствует чисто "субстанциальной" стороне вещей. Поэтому те, кто апеллирует к сугубо социальным категориям, на деле обращаются лишь к этой самой "пластичности" как таковой. Это сфера латентных и виртуальных возможностей, которые существуют и способны развиваться во всех направлениях, где встречают более или менее благоприятные условия. Вопреки тому, что принято утверждать в наши дни, народ никогда не действует спонтанно и самопроизвольно - но всегда остается лишь неким "резервуаром", откуда может произойти все, как наилучшее, так и наихудшее, следуя за природой влияний, которые осуществляются на него. 

Что же касается "среднего класса", то напротив, его потенциал ограничен лишь так называемым "здравым смыслом", находящим свое наиболее законченное выражение в концепции "обычной жизни" - наиболее типичном продукте рационализма и материализма современной эпохи. Что дает нам наиболее точную меру его возможностей, так как это единственное направление, в котором он может свободно развиваться. Впрочем, конечно, нельзя сказать, будто бы он совсем не подвержен и иным влияниям, поскольку также, как и вся социальная реальность, является "пластичным" относительно них. Но тем не менее, все эти влияния априорно вынуждены учитывать специфическую природу этого социального класса. Кстати, если его действительно справедливо называть "средним", то резонен вопрос о том, не происходит ли смысл этого слова от "посредственности" как таковой? 

Однако элита, поскольку ее крайней противоположностью является "простой народ", находит свое наиболее прямое отражение именно в нем - подобно тому, как высшая точка отражается именно в низшей, а не в том или другом промежуточном пункте. Это конечно темное и инвертное отражение, подобное отношению тела к духу, но в котором, тем не менее, заложена возможность "исправления", происходящего в конце цикла - когда нисходящее движение достигает своего предела, то есть самой низшей точки, только тогда все получает возможность немедленного возвращения к точке наивысшей, чтобы начать новый цикл. Именно об этом точно говорят: "крайности смыкаются". 

Подобие между народом и телом объясняется тем, что они представляют мир "субстанции", соответственно, социальной и индивидуальной. Тогда как мир "сущности" представлен, соответственно, элитой и духом. Однако, если дух ограничивать только "рациональными" аспектами, то в социальном мире ему будет соответствовать именно "средний класс". Элита же, двигаясь по нисходящей в сторону народа, обретает тем самым преимущества полного "воплощения", необходимого для существования в нашем мире. Народ для нее оказывается "основой" и "базой" по той же причине, по которой тело необходимо для проявления духа в человеческой индивидуальности. 

Кажущаяся идентификация элиты с народом соответствует известному в исламском эзотеризме принципу ордена Маламатийа (Malamatiyah), члены которого принимают тем более обычную и общую, и даже грубую наружность, чем более совершенны их внутренние состояния и высок дух - и причем никогда не позволяют себе выявлять эти качества в общении с другими людьми.² Таким крайним контрастом между внутренним и внешним они словно бы воплощают в себе максимум "интервала", если можно так выразиться, в котором заключена наибольшая сумма возможностей любого порядка, и который, при его предельном осуществлении, логически приводит к постижению "всеобщего" бытия.³ Однако, конечно же, вся эта разница относится только к видимому миру, а в абсолютной реальности о ней говорить бессмысленно, так как там больше нет ни внутреннего, ни внешнего, а все крайности в конечном итоге воссоединяются в Принципе. 

С другой стороны, важно заметить, что "популярный" вид, принимаемый посвященными согласно их степени, формирует четкую картину "нисходящей реализации". Вот почему о состоянии Маламатийа говорится, что оно "похоже на состояние Пророка, вознесенного до наивысших сфер Божественной близости", который затем, "возвратясь в мир Его созданий, может говорить с ними только о внешних вещах", чтобы "глубину этого Богообщения никто не мог узреть на его лице". И справедливо замечается, что "это состояние превосходит аналогичное у Моисея, на которого никто не мог смотреть после того, как он говорил с Богом". Это напрямую связано с идеей "всеобщности", о которой мы только что говорили - как прямое воплощение аксиомы о том, что "целое важнее, чем любая часть"⁴ - сколь бы значимой и выдающейся из всех остальных эта часть ни была.⁵ 

В упомянутом же случае Моисея это "нисхождение" действительно осуществлено не полностью, поскольку не вбирает в себя целиком всех нижних уровней, не доходит до того, чтобы обрести видимость самых простых людей - а только это и может обратить их к участию в трансцендентной истине в соответствии с их возможностями. Здесь заключен противоположный аспект того, что мы рассматривали выше, говоря о народе как об "основе" элиты. Чтобы эта роль "основы" была эффективной, ее должна инициировать сама элита.⁶ 

Это предписание - ничем не выделяясь из обычных людей во всем, что касается внешней видимости, отличаться от них глубочайшим образом внутренне, - довольно часто встречается в Даосизме, и сам Лао-Цзы его формулировал неоднократно.⁷ Такое поведение отражает некоторые аспекты символизма воды, которая течет всегда в самые низкие места⁸, но при этом, будучи самой слабой, одолевает другие, гораздо более сильные и могущественные элементы.⁹ Вода, как воплощение принципа самой "субстанциальности" вещей, на социальном уровне может быть принята за наилучший символ народа, его низлежащей позиции. И потому Мудрец, имитируя природу воды, легко смешивается с народом. Это позволяет ему не только лучше, чем из любого другого положения, влиять на народ своим "деянием присутствия", но и сохранять в полной и невидимой безопасности то, чем он действительно отличается от других, и что составляет его единственное подлинное превосходство. 

Мы смогли осветить здесь лишь некоторые аспекты этого довольно сложного вопроса и хотели бы закончить последним замечанием, относящимся к западным эзотерическим традициям. Есть некоторые сведения о том, что тамплиеры, сумевшие ускользнуть от разгрома их ордена, скрылись именно в среде простых строительных рабочих. Даже если в этом хотят видеть не более, чем "легенду", этот вопрос не становится менее значимым в силу своего символизма. К тому же есть иные, не вызывающие сомнений факты того, что по крайней мере некоторые герметики действовали именно подобным образом, присоединяясь к течению розенкрейцеров.¹⁰ По этому поводу остается только напомнить, что среди посвятительных организаций, чья форма построена на обучении тому или иному ремеслу, наименьшему вырождению подверглись именно те, которые сумели остаться "самобытно-творческими", нежели испытавшие массовое  вторжение профанической "буржуазии". Именно они и продолжают создавать "фольклор" - как форму сохранения эзотеризма под маской "популярности". 

(2) Abdul-Hadi, El-Malamatiyah, в октябрьском (1933) номере журнала "Voile d'Isis"  

(3) Мы не хотим этим сказать, что "всеобщность" может быть реализована только таким образом, но эффективность данного способа вполне подтверждается всем опытом пути Маламатийа.  

(4) Мы не говорим "больше",  как это делают обычно, поскольку это ограничило бы смысл этой аксиомы чисто математическим - а здесь, очевидно, речь идет о сфере, лежащей по ту сторону всякого количественного измерения.  

(5) Кстати, из этого следует уяснить и превосходство природы человека по отношению к ангелам, как это и рассматривается в исламской традиции.  

(6) Такое участие, о котором здесь идет речь, не ограничивается установлением правил традиционного экзотеризма. В этом можно убедиться, обратив внимание на большинство исламских орденов (turuq), которые для своих внешних, но однако же все еще эзотерических, функций охотно привлекают разнообразные "чисто популярные" элементы, хотя и не способные ни к чему более простой виртуальной инициации. Кажется, что в дионисийских мистериях греческой античности дело обстояло именно так.  

(7) Дао-Дэ Цзин, особенно чж. XX , XLI и LXVII.  

(8) Там же, чж. VIII, а также LXI и LXVI.  

(9) Там же, чж. XLIII и LXXVIII.  

(10) Не следует искать здесь намека на причины "спекулятивной" трансформации масонства, которое в действительности было лишь вырождением этой традиции, что мы уже разъясняли в других случаях. То, что мы имеем в виду, происходило в гораздо более раннюю эпоху, чем начало XVIII века.